Линда Пейпс является главным героем восьмого эпизода сборника Сергея Довлатова 'Компромисс'.

'Компромисс' - книга с четкой структурой и композицией. Каждый из двенадцати эпизодов начинается эпиграфом-отрывком из газеты, а сам текст последовательно дополняет, опровергает, иногда - просто отменяет эпиграф. Каждый эпизод - это очередное разоблачение: написанный героем очерк или репортаж объясняется его же рассказом о том, что 'было на самом деле'. 'Компромиссный' текст газетной статьи выступает как текст конъюнктурный, лживый, написанный 'на заказ'. Писатель стремится нам показать, как он может писать и что приходится писать, чтобы быть опубликованным, хотя это, разумеется, не главная его задача.

Книга имеет предисловие и псевдоэпилог, инкорпорированный в последний рассказ книги, которые по-довлатовски кратко отражают главные цели произведения. Вот, например:

Таким образом установка довлатовского рассказчика на 'правдивое' повествование заставляет воспринимать сюжеты 'Компромисса' как портивопоставление газетной лжи реальности. Ниже мы увидим, каким образом Довлатов заставляет читателя ('слушателя') воспринимать текст именно под таким углом зрения, какие механизмы были им задействованы для создания мертвой гротескной газетной реальности как контрастной по отношению к 'правде жизни'.

Мы сталкиваемся здесь с неоднозначным у Довлатова понятием 'правды'. В книге эта правда трояка, и каждый эпизод - это соединение уже трех реальностей (газетной, довлатовской и собственно фактической), как будет показано в дальнейшем.

Рассказчик говорит о том, как живут люди. Прозаик - о том, как должны жить люди. Писатель - о том, ради чего живут люди.'

Все три реальности в тексте 'Компромисса' разделяются именно по принципу оценочности. Газетный текст по отношению к довлатовскому лжив, так как автор, по сути навязывая нам свою точку зрения, открывает перед читателем 'правду'. Однако, как оказывается, 'правдивый' рассказ Довлатова не соответствует фактам, а некоторые эпиграфы не соответствуют не только реальности, но и даже настоящим газетным статьям, как мы покажем на нашем примере.

Довлатовская ирония и гротеск в изображении обоих членов контрастного противопоставления (эпиграфа и текста) служат для усиления воздействия на читателя. Здесь не происходит несовпадения точек зрения писателя и читателя, скорее наоборот, читатель все воспринимает через призму автора, и воспринимает как должное. В этом одна из существенных особенностей довлатовского повествования.

Поэтому фраза в предисловии о 'правде и истине' может еще пониматься как то, что извращенная газетой действительность в гротескном авторском преломлении (другом вымысле) становится истиной. Кроме того, такой тип повествования как 'анекдот' просто не может расцениваться с позиций 'было/не было'. Ироническая интонация, пронизывающая все повествование, это один из организующих композицию мотивов, включаемых в систему литературных приемов автора.

Сама речь для Довлатова важна как инструмент создания особой 'виртуальной реальности', иными словами - лексическими средствами, создается иллюзия документальности, и читатель вовлекается в повествование уже как равноправный участник. Мир абсурда и нелепости у Довлатова полностью идентичен реальности. Автор демонстрирует нам уродливость именно нормы, в отличие от его гротеска и 'выдумывания'.

Теперь обратимся к фактам.

В тексте 'Компромисса' телеграммы идут в хронологической последовательности (телеграмма Л.Пейпс, а затем - ответ Брежнева). В газете порядок обратный, и это понятно, неслучайно текст генерального секретаря еще и выделен жирным шрифтом.

В газете обращение к Л.Пейпс звучит как 'Уважаемая Лейда Аугустовна!', тогда как у Довлатова оно превращается почти в панибратское: 'Дорогая Линда Пейпс!' В газете письмо доярки начинается с сообщения о том, что она стала кандидатом в члены партии, а у Довлатова эта фраза видоизменяется до неприличия и попадает в конец: 'Коммунисты <...> дружно избрали меня своим членом!'.

Довлатов для 'жизненной достоверности' и 'трогательного крестьянского простодушия' формирует совершенно абсурдный и нелепый текст, делая даже характерную ремарку о стилистических погрешностях в письме. Довлатовская доярка предстает перед нами как восторженная и простоватая крестьянка, чего и добивается Довлатов. 'Газетный' Брежнев у Довлатова по стилю напоминает скорее секретаря партячейки, чем генерального секретаря ('Я и мои товарищи <...>'). Он сыпет бессмысленными нагромождениями партийных клише: 'Самоотверженный труд на благо Родины возвышает человеческую жизнь ощущением причастности к борьбе за достижение коммунистических идеалов <...>. Ведь партия - авангард советского общества, его славный передовой отряд'. Вместо 'Сердечно поздравляю вас, Лейда Аугустовна <...>' у Довлатова появляется совершенно разговорный оборот: 'Разрешите также от души поздравить Вас <...>' (обращение с большой буквы к человеку не было свойственно газетному стилю).

Интересно еще и то, что Брежнев переводит все центнеры в тонны, килограммы оставляя 'нетронутыми', вероятно, этим показывая свою собственную, независимую осведомленность об успехах доярки (5200 килограммов в год, 1500 центнеров/1500 тонн - пятилетнее задание; 17384 центнера/1738 тонн - рекорд Пейпс за четыре года).

Разумеется, данный пример понадобился не для того, чтобы уличить Довлатова во лжи, но для иллюстрации всего вышесказанного. Мы видим, как довлатовский гротеск работает на создание определенного впечатления, как Довлатов, строя свое повествование-анекдот, противопоставляет его эпиграфу, являющемуся по воле автора не менее анекдотичным.

Таким образом, мы должны рассматривать этот и другие эпизоды сборника 'Компромисс' исключительно как однородные тексты, имеющие в своей основе схожую схему:

[довлатовский эпиграф VS текст довлатовского героя] VS [реальный факт]

Стоит еще заметить, что эпизоды сборника не только противостоят реальному факту, но и органически вытекают из него, трансформируясь согласно воле автора.

ПРИМЕЧАНИЯ