АНДРЕЙ НОСКОВ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
ПЕРЕЧЕНЬ СТИХОВ.КОММЕНТАРИИ * * * Что если правда за углом... Не упрекай: "И поделом", Не утешай: "Судьба кругла", Но дай укрыться внутрь угла. Что если правда в небесах У телевизора, в трусах Сидит мой нерожденный брат За дневником спартакиад И вилка падает звеня - Он видит в ящике меня. На мне отменные коньки И саблезубые клыки. 1995 * * * А улица как будто стала уже. Заборы сникли. Съежились дома. Мы выросли и речка стала лужей А летняя полуночная тьма Уже не та - и жиже и серее Но оттого не менее страшна. Мешок костей вращается быстрее, Отдерни руку - склизкая луна! 1995 * * * * Мы дети древние Москвы Мы все давно уже мертвы Но ждем до радостного утра Когда денницы жуткий свет Растопит лед недвижных лет Как возвещает камасутра. Так рыба в темной глубине И зверь и дятел на сосне Не верят в гибель без возврата. Так наблюдает древний грек Слиянье трех подземных рек И молча валится куда-то. Дом полон вздохов ледяных И кислых запахов сквозных И голосов глухих но гулких А по периметру окна Блуждает мутная луна Как сумасшедший на прогулке. Ты хочешь видеть старый двор Остывший ветер гонит сор И лифт скрежещет как под пыткой Но тащит легкие тела Туда где станут зеркала Энергетической подпиткой Для них разъявших луч косой Преодолевших тень и нети. Они не призраки с косой А только дети дети дети. В высокой вековой траве Они забыли все на свете Открой им двери двери две.. Они лишь дети дети дети. Им палец покажи - ну, смех Скажи Нельзя и слезы тут же. Ты хочешь видеть видеть всех И ты боишься сделать хуже Толкнуться в двери да не те И никого уже не встретить А их в визжащей темноте Взнесут заплеванные клети. Ты видишь - горний дольний мрак Разрезан дымною чертою В бомбардировщике мертвяк Поет, сожженный наркотою. Из смрада черных городов Из зряшной каши старых слов Какая вырвется подмога Мы дети обветшалых снов Мы не заметили подлога. Пускай мы дети разных стран - Не любим трусость и обман А любим если солнце светит Но нашу плоть сосет туман И тормошит остывший ветер. Так падая сосна трещит. Так воет на луну ямщик В лихой степи на лютой стуже. Так вырезает самурай Дорогу в свой суровый рай И топит меч в багровой луже. 1995 * * * Чудится птичий крик Мнится древесный скрип Темная вода У моих ног. Я ухожу домой Я запираю дверь Темная вода Вровень с моим окном. Что я на ложе сна - Тело или предмет ? Темная вода Умывает луну И мне так легко. 1995 ШОРОХИ И СТУКИ * Я штангист. Я имею подходы. Мне нельзя куролесить и пить. Я вообще-то молчун от природы, Но с тобой мне легко говорить. Я незлой. Никому не мешаю. Но доводят... бываю и крут. Я с тобой тут режим нарушаю, А рекорды другие берут. Я привез одну вещь на продажу... Скажешь - бабе твоей не к лицу ? Кому стукнешь - по стенке размажу. Что - не веришь ? Потрогай мышцу ! * Я геолог. Стучу молоточком. И стучат по палаткам дожди. И стучат мои ноги по кочкам И усталое сердце в груди... А вернешься, дружище, такая Мутота - говорить не хочу. Эх, тайга ты вокруг золотая... Что ты - "тише" - я разве кричу ? Эти суки стучат в батарею. Щас заткну их - нашлись господа .. Знаешь - было, Стучал на евреев. На своих не стучал никогда! * Я ракетчик. У нас это строго: В рюмке звездочки, в небе ништяк. Но весь кайф перебила тревога: На радарах чего-то не так. Много домыслов всяких и лажи Про пришельцев пускают сейчас. Знаешь, записи ходят Ажажи ? Вот ему кто-то стукнул про нас. По скоплениям белого света Мы хреначили ночь напролет. Я считаю - Америка это, Ихний Картер - он жук еще тот ! 1995 * * * Последний голубь потопа Летает над мутной зыбью. Ищет своих детей Сжимая в клюве подарок - Кровавый глаз морехода. Нигде детей не находит - Тогда заходится в крике Выпуская добычу. И расступается море А там багряная зелень И расступается зелень А там безбрежное море. 1995 ДОКТОР. СОЛДАТ. ПИЛОТ * Доктор Филгуд пришел к Айболиту домой И сказал ему: "Вроде пора" - "Я готов. Может это, давай по одной - на дорожку ?" - "Не буду. Жара" - "Вот чудак-человек, у меня же есть лед !" Доктор Филгуд сказал: "Извини" - "Ну, один я не стану... На выход ?" - "Вперед" - "Очень жарко ?" - "Под сорок в тени" Они вышли. Парило. Вокруг ни души. Лишь сиял - как расплавленный - пруд. И шепнул доктор Филгуд: "Спеши не спеши - Все равно обезьяны умрут" * Генерал Буратино выходит на двор. Старый Карло стоит под ружьем. "Слушай, Карло, пошли. Тут один разговор..." - "Надо смену" - "Не надо. Пойдем" И в сенях тихо вымолвил Карло-капрал: "Ты сегодня небось и не ел. Эх, сынок, тебе трудно, ты очень устал, Весь осунулся и почернел" - "Извини, старина, ты мне очень помог, Без тебя я б не стал тем кем стал. Но запомни, капрал, я тебе не сынок Я тебе - господин генерал" * Все долой - краги, шлем, и тулуп, и унты. В мутном зеркале - ты иль не ты... Человек-невидимка срывает бинты, Отдирая клочки пустоты. Человек-невидимка вливает в себя Сорок граммов бесцветной и злой И выходит из дома, смеясь и скорбя - Больше он не вернется домой. И глядит уже словно бы со стороны В алкогольном пустячном тепле Как бегут просто ватные просто штаны И взлетают и тают во мгле. 1996 ЭКСКУРС Недомолвкой, негласной, не устной Меж крикливых, напористых дум Я пройду - не опознан, неузнан, Равномерно ступая по льду. Край зовется несбыточным прошлым. Думы, в крике возвысивши пыл, Весь напор направляют в подошвы На которых стальные шипы. Сталь и лед притерпелись, притерлись И уже не пускает шагать Дух сцепленья, перпетуум-тормоз, Волевая бессрочная гладь. Ох, как скользко: Но время-картину Я падением не искажу. Мину. Странную область покину. Никому ничего не скажу. Оглянусь - перед встречей с грядущим, Угляжу - далеко-далеко, По ледовым тропинкам бредущих Длинноногих своих двойников. 1988 ВСТРЕЧА РУССКОЙ ЗИМЫ 1 Опять зима. Сравнялся год. Дошел круговорот погод До точки стылой и постылой. Не матушка, а госпожа, Всегда чужда, всегда свежа Зима легко заходит с тыла. Снежинкой на руке - шепнет Про то, что время тает, тает. Любой сезон - мелькнет, вильнет И только это - старит, старит. Зима - и степень и ступень. А мы скользим и мерзнем, мерзнем. И долог час и краток день - За тенью темь и поздно, поздно. Сравнялся год. Опять зима И на подножные корма Теперь не очень-то потянет Теперь - ищи-свищи ответ, Зачем так внятен санный след, Зачем мороз лицо румянит... 2 :Зачем мороз лицо румянит, Зачем он руки леденит И дума темная томит: Наступит день - меня не станет. Лишь ель в безмолвии лесном Кивнет нечаянному гостю Уснувшему безвольным сном И горсть увесистую сбросит На грудь... Я прожил краткий миг, Лишь часть частей, а вышла - участь... Замрет заиндевелый мир Остановясь и обеззвучась. Но заскрипит сосновый строй, Над тишиной возобладая. Гляди - по глади снеговой Ползет поземка голубая. 1987 * * * Из легиона несчетного Неудержимых надежд Вот она, наша, еще одна Стартовый топчет рубеж. Резвой повадкою радуя Резко уходит в отрыв... Кренится, валится, падает, Падает в тартарары. Звали Христа, да не вызвали. Поздно взывать и звонить. Видели, видели издали. Что мы могли изменить... Стонет эоловый колокол, Хлещут лихие ветра. Край завернулся у облака, В небе зияет дыра. Что ж, до скончания века мы Будем на случай пенять... Не виноваты. И некому, Некому нас извинять. Кабы догнать да и вызволить, На горб взвалить и спасти. Видели, видели издали, Глаз не могли отвести. 1988 БАЛЛАДА С ЧЕРЕПАХАМИ 1 Я несу в своих руках Сто пятнадцать черепах. По траве за мной спешат Двести семь черепашат. Мы идем не как придется - Мне в деталях путь знаком До секретного колодца, До колодца с молоком. Там в кустах надежно скрыто (Чтоб никто не приглядел) В форме блюдечка корыто (Сорок литров - не предел) Вдоволь, вдосталь будем пить и Наслаждаться летним днем. Черепахи, потерпите, Скоро мы уже придем: 2 Я несу и мычу все время, Всё про тех, кого - на весу: Черепаховый дорог гребень, Черепаховый вкусен суп. Как же хочется от ушиба Спрятать голову - не в песок, И рассчитывать на защиту, Даже если не пронесет. Черепаховый крепче панцырь Даже чем у ЗИЛа капот. Так чего с ним зря колупаться - Камнем сверху(и камень - под). Как же хочется тихо ехать, Чтобы дальше и дольше быть, Чтоб ничто никогда не к спеху, Чтобы помнились все шаги. Черепашьего хода догма Не велит уточнять маршрут. Черепахи в неволе дохнут Потому что совсем не жрут. Как же сладки сны на балконе Про родные места, про юг. Черепахи всегда спокойны, Ну а счастливы лишь в раю: Сбросив панцыри, как рубахи Пропустившие сто потов Бродят голые черепахи Среди заводей и цветов, От реакции избавлясь, Настороженность отключив, Бледной кожицей подставляясь Под ласкающие лучи... Здесь кустами мы угол срежем, Вот тропиночка - шире шаг. Я несу на весу и брежу А за мной по траве спешат. В горло спицей вонзилась та ось Что всю боль земли шевелит. Черепахи, чуть-чуть осталось, Мы почти что уже пришли! 1988 * * * Клубись, моя душа, да только не пыли так. Два мира - две войны, а бундесвер не в счет. На всякого творца довольно замполита, На всякого сверчка найдется стервячок. Скрипичные ключи топочут кирзачами, Их дрючит на плацу старлей-строевичок. Им призрак со свечой является ночами, Как спичка - вниз огнем опущенной -свечой. Кровь горячит, горчит и горю, горю учит Тягучий эликсир из звездного ковша. До первого луча и - вбок от той, горючей Дороги на свечу умчись, моя душа. 1988 ЧАЦКИЙ Искать веселья в кривых ухмылках И очищенья в дрянных обмылках. Искать простора в дверных проемах И разговора в часы приема. Возжаждать ссоры - и не нарваться, С бумажным сором не наиграться. В холодный космос глядеть как в реку И тихо под нос бубнить: 'Карету'. Так где ж ты ныне, мой славный кучер, Ты в песнях - сильный, а в жизни - скучный И ненадежный: чуть что - бесследен. Но ты найдешься и мы поедем, Чтоб в новом месте сопеть да хмыкать, Не приобресть там, а так, заныкать Иную нору, сердечный гомон, Веселый норов и круг знакомых И - уверяться, что суть - не в строках, Что превратятся в росу на стеклах Все воды в ступах. Когда-то, где-то Устанут губы шептать 'Карету'. 1987 * * * Разговоры вокруг - все глупее и глуше. Улыбаюсь незряче, у стенки присев. Я набрался терпенья по самые уши И молю, чтоб меня не стошнило при всех. А на улице вьюжит и кружит и крошит Да на черную наледь, на плешь февралю. Мне домой не дойти - до того я хороший. Где-нибудь на скамеечке перетерплю. 1989 * * * Не вопрошай богов. Не надо им Ни конфидентов, ни помощников. Двуликий Янус скажет надвое, А дряхлый Хронос - ничегошеньки. "Ищи в земле" - Церера молвит, но Туда не суйся: в штольне каменной Хромой Вулкан шарахнет молотом И - нет тебя, одни окалины. 1987 ИВАН ЯЧМЕННОЕ ЗЕРНО Три короля из трех сторон Решили заодно: Ты должен сгинуть, юный Джон Ячменное Зерно. Погибни, Джон, в дыму, в пыли Твоя судьба темна... Э.Багрицкий 1 Иван, живущий на средства - Он с каждым часом напряженней, А Джон, шальная голова - И в ус не дует. Что ж ты, Джонни... Иван с натугой тянет воз Ты ж - налегке, навстречу лиху. Хватает трех метаморфоз Чтоб превратиться в кровь и лимфу Трех королей из трех сторон (А если два - уже не кворум) Их трепу споры - не урон, Подкормом - хмель и трон - подпором. А тайна их была кругла Как мяч. Они влепили пыром И перешли на новый лад, Перескочив от сказки к пиру. Вольно ж им, ворогам, скакать Чрез Гибралтары и Ла-Манши. А вот у нас - иная стать, О да... и потому - про наше. О да, Кащеева игла И сокровенней и острее Чем тайна, что была кругла Как голова гиперборея. О да, во мгле родной страны С неостывающим испугом Король четвертой стороны В потемках ищет пятый угол. О да, пробьются и зимой Из толщи сгинувшего злака Шестое чувство. День седьмой. Восьмое чудо - чудо мрака. Девятый вал. Десятый балл. Он всех проймет, он всех достанет. А дальше - всё... Обрыв, провал И там ни счета ни суда нет Там, рассудив о пользе ног: В них правды нет, но кормят волка Иван Ячменное Зерно Уходит пьяный в самоволку Искать Кащееву иголку В пределах бренности земной. 2 Был душен день, а ночь свежа, Прохладна даже. Но поэта - Поэта гложет тайный жар И слава Богу, только это, Ни угрызений ни изжог. Поэт мурлычет и бормочет Что речка моет бережок. Сначала моет, после - точит. Поэт спешит исторгнуть песнь, Он как оголодавший пес - в кость Вцепился в тему. Подступ есть, А дальше пусто. Дрянь и плоскость. Не одолев, не раскусив - Знать не по сеньке шапка эта Поэт обгладывает стих, А тайный жар - его, поэта. Поэт исчерпал меру сил И стих летящий стал ледащий. Так воднолыжника буксир Сперва несет, а после - тащит. Поэту мнится ремесло Его унылым и занудным И вот он, нахлебавшись слов, Идет ко сну. А поздно утром Когда очерчивает свет Ночных терзаний атрибуты Поэт Бутусову вослед Поет: "Я буду быть - как будто..." Набрав воды холодной в горсть Он трет глаза, забыв о лире. Потом подруге в Красногорск. Звонит. Потом тягает гири. Потом готовит завтрак свой, Внушительный. И ест от пуза. Потом на службу... Нет, постой, Всё выключил ?.. Да, всё. А муза ? Она забыта. До поры ? До времени. А жар, что бродит в крови ? От явственной жары Укрыться бы. Поэт уходит. Его уход - не ход конем, Он - не на суд и не на дело И он не слышит как по нем Осатанев от водки белой Рыдает русская Кибела Июньским раскаленным днем. 3 Ни проторенная стезя Ни золотая середина Ни душный день ни ночь связать Мне не помогут воедино Строфу с тоской, строку с рукой, Песочек - с быстрою водицей. Пора, должно быть, на покой. Да нет - пора переродиться, Прижиться в Новом Косино, Врубиться в уличные знаки. Жизнь - это в чем-то казино И где-то даже казинаки. Пора поставить на зеро, Необязательно прощаться. Раз я - Ячменное Зерно, то должен перевоплощаться. Должон до первых петухов Марать, строчить в угрюмой спешке Чтоб сладкой патокой стихов Схватило горькие орешки. Должон расчесть и оплатить Что нагорело, накипело. И - может быть, понять, схватить Чего там плакала Кибела. - Простите, если что не так. Не пропадайте. Появляйтесь. Вы на метро ? Вот вам пятак. Мы были очень рады, Аттис. Звоните как-нибудь. У вас Нет двушки ? Гривенник возьмите. Не спорьте, что уж там - Бог даст, Соскучитесь и позвоните. - А лучше, знаешь, без звонков. Бери-ка ключ, не церемонись. Зайдешь, приляжешь. Коньяков Попробуем... Держи, Адонис. И я держу. И пять даю. Молчу, скрываясь, и таю Что не помогут мне отныне Ни утлый день ни ночь-паром Ни старый язвенник Харон: Мост запалили с двух сторон И я стою посередине. 4 Я объявляю всем мостам. Весною нонешнего стиля Зерно посеяли не там, Зерно неправильно растили. Всё лето лихо ли, беда Держали путь в бесшумном лифте. Взошли ячмень и лебеда Как говорится, фифти-фифти. И вот настал урочный срок И всё, что должно было сжато. Зерно с травой свезли на ток Где я стоял у агрегата. Горит зерно ! Горит зерно, Гниеньем посеребрено. Снедают лебеда и влага Щепоть общественного блага - Что толку - веять ли, сушить ли... Гляди, вдыхай столичный житель Банальной грусти не тая: Вот так и я, вот так и я... Ты глянь-поглянь, земеля-зема, Как ясным днем доходят зерна Зайдя за болевой порог. Такого не прочтешь у Жорж Санд, Черпни рукой - и обожжешься, И прыснет приторный парок. А то иди, спроси у деда Чья юность отдана комбеду - Скажи-ка, деда, чья победа Сей зряшный плод, запретный прок. . . . . . . Давай-ка, дед, шумел камыш Затянем, что ли. Или вмажем. Горит зерно. Ведь так и мы ж Горим и не потеем даже. Мы расправляли позвонки. Всё ждали фарта, ждали пёра... Зерно слипается в комки. В них вязнет лента транспортера. И далека, как Камерун Удачи тень. И мутны дали. А на миру - как на миру, Всегда кого-нибудь да давят. Там на миру, где всем гуртом И смерть красней и попрочней честь Хватают зерна воздух ртом А выдыхают смрад и нечисть. Сто лет в обед, сто крат на дню Мы тешились: еще не вечер. А зерна молятся огню Все глубже втягивая плечи. О да, их цель была не та, Но полегли, однако ж, кучно. Сгорели боль и маета, И зерна молятся беззвучно... Я пел, как по весне щегол, Я кушал булочки с повидлом. Но вот я прибыл - нищ и гол, В зубах обол, в руке поллитра В печальный край, где от вонищ Ни охнуть не вздохнуть - так надо. Ты говоришь, я духом нищ... Но что могу я взять тут на дух. Не говори, что мне должон. Ну, этот самый. Тот, который... Ведь долг здесь красен дележом Над хладным телом кредитора. А я пока... а я еще... А ты не вейся знай, не каркай. Не выписан последний счет И не допряла нити Парка. Не говори: острей ножа, Судьбы сильнее, вероятно, Неутолимый тайный жар. Не говори, и так понятно. И что сказали: He is dead, Не нукает, не запрягает - Не говори. Молчанье, дед, От язвы тоже помогает. Жизнь это в чем-то казино. Не остановишься в азарте. Иван Ячменное Зерно Уходит, оставляя сзади Тоской намокшие поля Истыканные асфоделом Где все закончилось с нуля Шальным судом и темным делом. Где каждый, душу окрыля, Витает. Это как работа. Где три третейских короля - Эак, Минос и третий кто-то... Иван подходит к КПП, Готовит медную полушку. Он думает, судьба - купе Отдельное... Судьба - теплушка Где суесловье, плач и храп, Узлы и люди - все смешалось, Где жизнь бросают на шарап. Как в казино, но проще малость: Кому - топор, кому - пила, Тем - трехлинейка, тем - трехрядка. Одним - кащеева игла, Другим - орфеева оглядка. -Зачем вы дернулись, Иван На самом острие ва-банка. Ведь этот голос был не вам, А Джону, бритому под панка. Ему-то как с гуся вода, А вы... Зачем вы оглянулись... Всё прахом... Больше никогда... Я прямо не могу... Да ну вас... - Я Ваня, за себя скажу Что тьфу-тьфу-тьфу а всё в порядке. Дают - беру. А бьют - бежу. Бежу, Ванюша без оглядки. Психую, Ваня. Устаю. Но это, Ваня, не влияет. Мне скажут: стой - и я стою. И падаю, когда стреляют. Бывало, ткнешься носом в шлак. Чегой-то хлюпнет. Чтой-то чавкнет, А в трех шагах восходит злак И царь Кащей над злаком чахнет. Жизнь это в чем-то казино. Рад отыграться бы, да нечем. Иван Ячменное Зерно Достиг субстанции конечной И поезд дальше - не должон. Иван сошел и наблюдает, Как над неближним рубежом Звезда, бледнея, пропадает, Как головой усатой Джон Сырую темень прободает. 1989 * * * Окатили пол из ушата Да по липкому - шорк да шварк. Возвращайся из Штатов, Шатов, В Разумовский-Петровский Парк. Возвращайся, забудь про статус, Не коверкай чужую речь. Разве спрячет голову страус В крылья, срубленные до плеч. Иль не мучат тебя ночами Сны, живущие за бугром - Убиенный, в крови, Нечаев И процентщица с топором. Сколь ни выкинь ты слов из песни, Сколь ты в сердце ни вклей заплат: Возвращайся - хоть вестью, перстью Да ступай выкупать заклад. Процент божеский у бабульки, В оба горла хлебнешь любви И последним не словом - бульком - Выдохнешь: это я убил. 1989 * * * На Ордынке на Полянке На Ходынке на Лубянке Ни волынки ни тальянки Ни архангельской трубы. Только шины да подошвы Только сумеречный дождик По моим маршрутам прошлым Да по линиям судьбы. На скрещеньях этих линий Нет ни мойр неумолимых Ни зареванных эриний - Светофоры да ларьки. Я немного постою там, Где над током многолюдным Слабо дразнят неуютом В серых окнах огоньки. Мне, застывшему, взирая С Каланчевки, с детства, с края, На Безбожном нету рая И на Спасской спасу нет. По над городом огромным Я пройду стезей укромной, Выверяя шаг неровный По биенью давних бед. По над старою квартирой По над сталинским ампиром, Точно по ориентирам Наотрез и наотказ. Лишь бы сердце не дрожало Там, куда ты приезжала - Площадь Рижского вокзала, Возле пригородных касс. 1989 * * * Память - на погоду, на джинсы. Строчки в исчезающем свете. Легкие видения жизни. Строгие явления смерти. Бег за ускользающим Завтра. Штудии жестокой науки. Потные ладони азарта. Ледяные кольца разлуки. Ветер подтолкнет прямо в спину, Вздрогнешь - и шагнешь будто с горки, Разрывая как паутину Все улыбки и оговорки. Строчка, угодившая в отсвет, Память о разбитой посуде. Ветер подтолкнет - и уймется. Ветер подтолкнет -и забудет. 1991 ДОЖДЬ 1 О чем поешь, неспешный дождь... О том, что потонуло В твоей белесой полумгле истаяв без следа. О том что было, что прошло, что память вдруг вернула, Что прошумит твоя вода и смоет навсегда. О днях сомнительных удач и явных поражений, О днях тревоги и тоски и о веселых днях, О том, что тает в суете жизнь тысяч поколений, О том, что прошлое - ничто, лишь невесомый прах: 1982 2 :И этот прах во глубь земли влекут немые воды, Уходят тени и слова и клеточки души. Лишь крестики на пузырях венчают их уходы, Да, крестики на пузырях, вглядись - увидишь их. Всё так - от греков до варяг, от коптов и до кафров, А дождь поет, неспешный дождь, про то что в свой черед Грядущий миг и прошлый миг как шторки фотокадра Захлопнутся единой тьмой и крестик упадет. Порывы, срывы и пиры, прозренья и обманы, Утраты, шутки - все во глубь земли, сквозь и дрожь. И им не выступить с росой, им не восстать с туманом. Давным-давно прошло сто лет прошло о чем ты, дождь... 1988 * * * Слоны идут - поближе к северу. Слоны выдерживают азимут. Они идут большими семьями И называют это 'на зиму'. И дрожь стоит аэродромная По всей земле от этой поступи. Слоны идут поближе к родине Где в мерзлоте находят кости их.. Дрожит гудит скорлупка-мантия, Вот-вот прорехи обнаружатся. Земля земля могила мачеха Пустой орех сухая лужица.. Но тучи тяжелеют ливнями : Свинец вода и море олово. Слоны покачивают бивнями И ниже опускают головы. 1991 * * * Ровный рокот мотора да шелест колес. Все в порядке - и вещи, и ксивы. По размокшей Москве, не приемлющей слез, В Шереметьево-2 - и счастливо !.. Я прощаться люблю, я прощаться привык - Что вздыхать, словно в доме - усопший. Все в порядке вещей для размокшей Москвы... Для усохшей, усохшей, усохшей. апрель 1992 * * * Когда откроется халява, Толпа зашуганно замрет И вздрогнет. И качнется лава Туда где свет и узкий вход. Я в гуще общего захлеба, Но пропихаюсь, продерусь. Мы близнецы - назад в утробу. Роди меня обратно, Русь. Твои лоснящиеся полки, Твои угрюмые полки, Твои слезящиеся волки И штык-ножи, совки-штыки. Твои распятые поэты, Твоя еврейская родня, Твои фабричные рассветы И ночи, полные огня. 1992 * * * Революция на марше В белом месиве червей: Мы становимся не старше - Мы становимся мертвей. Над пустынным городишком - Духота и горемгла. Ночь захлопывает крышку Раскаленного котла. Время между революций Вышло всё - гляди, идут. Грозы красные прольются, Росы красные падут. Что за очередь в тумане - Я за вами - вы за кем - Это в старенькую няню Разрядили АКМ. Революция без гроба Революция для всех. Революция учеба Быстрой смерти без помех. Услужу ль да провожу я За ведерко отрубей. Старый мир как пуп буржуя Стой -не балуй - дилимбей. Нет не с нами ты, а с ними. Я тебя переживу. Дилимбей убит своими А буржуй гниет во рву. Городишко тёмно-тёмен, Городишко мальски-мал. Кто остался тот на стреме, Кто уехал тот пропал. Кто захлопывает дверцу В заповедном бардачке Да закручивает сердце На дрожащем стебельке. Кто в наряде патриаршем - Вечный муж, безгубый страж. Кто нас гонит этим маршем Вниз на следующий марш. июль 1991 * * * Как на лунном луче с острия-лезвия Покатилась тяжелая капля. Хаз-булат удалой, бедна сакля твоя, Бедна сакля и медленна сабля. Я шелком обовью и одену плющом Бедный домик из глины да шлака. Хаз-булат удалой, мы с тобой ни при чем - Мы лишь пыль на тропе зодиака. Мы стояли одни, в вихре звездной пыльцы Средь разломов, развалов да трещин. Хаз-булат удалой, мы с тобой близнецы, Только я помоложе, порезче. А внизу водопад сотней тысяч белуг Зазывал чудаков на стремнину. Голова старика покатилась на луг, А старик постоял да и сгинул. И по серому камню скользнула змея, И по черному небу - комета. Хаз-булат удалой, Хаз-булат - это я, А тебя не бывало и нету. Лишь над сонной рекой, в одинокой тиши, Там, где иней июньский не тает, Молодая вдова никуда не спешит И холодные воды вскипают. 1991 * * * Партизан идет по сырой земле Между доброй смертью и злой войной. Его бог сидит в ружейном стволе, Его ангел живет за спиной. Партизан склоняется. Из горсти Пьет летейский дар этих гиблых мест. Партизан забыл, за кого он мстит, И от этого слаще месть. Партизан ступает под зыбкий кров Стылой ярости и ледяной зари. Со двора стучится, взывает кровь. Кровь кричит ему: отвори! Перочинным ногтем коросту - вон. Деревянным пальцем - да по курку. Его бога зовут последний патрон. Его ангел каркает на суку. cент. 1993 * * * Гришка носит отрепья И спит на железном полу. Со второго на третье Он скачет в безумном пылу. Гришка любит Марину За зеленоглазую стать. Гришка Третьему Риму Одежки готов расхристать. Гришка мыкает славу Среди слободских и складских. Гришка прячет державу В щели возле бань городских - Там трава-подорожник Да серый от пыли репей. Гришку кличут надежей И путь уступают в толпе. От капусты да редьки В душе кисловатый душок. Со второго на третье Глухой бесноватый прыжок. Чахлый лес да болота, Корявый березовый ствол. Скажет пан воевода: Куда ты нас, падла, привел. Взрыв пронзающей боли - А то был лишь первый удар. От кремневых пистолей Расходится едкий угар. Наше дело сторонка За чаркой дрянного вина. Но за вспухшей заслонкой Надсадно гудят времена. Со второго на третье Полет в непроглядном дыму. Гришка дует на ветер И задом заходит в корчму, В синяках и порезах, В грязи и древесной коре. Кто-то бьет по железу И будит его на заре. 1993 БАБУШКА Ни мимотекущий Даждьбог ни скотоподобный Велес Не отведут того, что при желании можно счесть за Исход: глухонемая бомжеватая бабушка удаляется все дальше в лес Читая Чейза. За ней сума на колесах прыгает по корням И прочим лесным неровностям. Смешно и шатко: В этой кибитке времени бабушка везет меня, Растеривающего проблески смысла, без ног и без шапки. Отважный, но частный сыщик, несущий свет и добро, Отпускающий ближним сомнения и печали, Ломает первому встречному негодяю ребро И творит себе женщину во всех прелестных деталях. Бабушка, бабушка, откуда весь этот смрад - Мы стали почти природой, а миазм все крепчает, Что есть, бабушка, истина, и что делать и кто виноват. И бабушка отвечает, на все вопросы бабушка отвечает Пожатием стана, подергиваньем головы, Различными звуками утробного производства, А я трясусь на соломе и думаю, что, увы, Я не в ответе за бабушку, но отвечать придется. По суровым законам жанра в предпоследней главе, Доставляя злодеям фору перед финальной схваткой, Отважного детектива бьют тяжелым по голове, Хотя он во всеоружии и в двух шагах от разгадки. Когда я проснусь на закате, в беспамятстве и слезах, Глухонемая бабушка закричит: Погляди же - Кисельный Китеж растекается на небесах, А из земли прибывает вонючая темная жижа. И бабушка станет морем, а я возвышусь над ней, Но полечу по крутым ступеням, как феб в фаэтоне. Там хлюпает протоплазма меж чавкающих камней. Так я возвращаюсь в лоно и так умираю в лоне. 1994 БЕССОННИЦА ПОД ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ Явленье нового лица. Двух лиц невнятное соседство. Самозащита беглеца. Самокопанье. Самоедство. Глаз не сомкнуть. Четыре, пять: Еще не пять - но скоро будет. И вновь, ворочаясь, гадать - Который сон меня разбудит. Передо мной - эмблем ряды, Кружком мишени облеченных И муравьиные ходы Проблем, решенью обреченных, И макрокосм и микромир И опыт - с молодости сдача, И глазомера транспортир, И возраст, понятый иначе, Чем сонный вид и лишний вес И невозможность лезть из кожи. Я не скажу: мне скучно, бес: Тем более: за что, о Боже: Явленье нового лица. Парящий лист в молчаньи леса, Захлест годичного кольца И отзвук родового стресса - Без сна, без паузы в судьбе: Ночь оставляет при себе Свои увертки и загвоздки, А ногти розовой Э.С. По бледной мякоти небес Ведут кровавые бороздки. 1993 * * * Я делаю то, что задано И то, что свойственно мне. Я встречу тебя негаданно, Возможно во сне. Я встречу тебя в автобусе Под номером с буквой "К". Я встречу тебя без робости И без рывка По ходу, с нелепым возгласом Про зимы, блин. Но будет в крови упорствовать Адреналин. Что зимы -они скрываются И - без вестей. Но стая стихов срывается С голых костей, Летит по кромке обглоданной, То серой, то голубой, Врезается в твердь - и вот он я, Перед тобой. Я встречу тебя, прижавшейся В углу - к стеклу. Сердце смолкнет от жалости, Так, ни к селу. И только будет размеренно Бежать, искрясь, Холодный пламень забвения Из твоих глаз. 1993 БЕЗЫМЯННАЯ ПОЭМА В ПРОЗЕ. В ШЕСТИ ПИСЬМАХ. 1 Дорогой Кирилл! Пользуясь короткой у нас здесь минутой отдыха спешу написать тебе о главном. На самом крайнем пороге неизведанного человек неизбежно спотыкается и падает, причем не вперед падает, а назад. А назад сам знаешь. И копчик можно зашибить и суставы тазобедренные. А если затылком треснешься то совсем беда. Именно это со мной и приключилось. Только умоляю ничего не говори маме и бабе Дуне. До скорого 2 Ларонька, цветик мой семицветик ненаглядный. Помню тебя совсем юной девчонкой еще. Годы они никого не красят а баб в особенности. Но кто были коровы они ими и остаются. Это и к тебе относится между прочим. Лара. Пишу сразу о главном в эту короткую у нас здесь минуту отдыха. Все легковоспламеняющиеся вещества давно воспламенились и сгорели к богу. Остались только сажа и порошок малоизвестного науке оттенка. Ты помнишь меня - я был жизнелюбивый, отходчивый. А оказался здесь, потому что не хочу ковыряться в саже и в порошке этом, фобиоксеноле поганом. Но Лара - где-то еще катается по земле болид наподобие шаровой молнии и один полудурок наткнется на него. Он его сперва осторожненько так, носком ботинка попробует а потом козел, как катнет его шведкой, внешней стороной стопы, ты знаешь. Думаешь это я был тот полудурок ? Ну и думай себе на здоровье. Надеюсь что хоть Кирюхе и мамочке своей догадаешься ни о чем не трепать. Остаюсь твой любящий и любимый пока еще, хочется надеяться. 3 Милый мой товарищ Евдокия Евдокиевна. Все так же вы ведете свои политзанятия на свалке истории или нашли более подходящее Вашему, увы, довольно почтенному уже возрасту применение ? Может ты теперь анонимки пишешь или в президиуме каком сидишь ? Вот что, старая. Мне здесь все равно, но так и знай - я за всеобщую и полную реставрацию капитализма в мировом масштабе. Только так думаю, что вся эта коллективизация с обострением классовой борьбы, фобиоксенол весь этот - только личинки были. Мерзкие и ядовитые, но личинки. А теперь они окаменели, притаились. Инкубационный период. А кончится он, настоящие гады-то и полезут. И вы как толковый работник с партийных позиций диалектики не можете со мной не согласиться. Да хранит тебя Мао цзэ дун с иосифом прекрасным на пару. 4 Эх зятек. Здорово посрамши как говорится. Я тебе была заменой матери а тыменя теперь кроешь всяко да еще прекрасным попрекаешь. Я старуха уже и чихать мне на фобиоксенол и на элизиум твой. Жил бы ты как человек семьей я мозги бы тебе живо вправила. Насчет Ларки с Кириллом не волнуйся. Пока я жива, все у них будет. А там уж государство поможет. Зла я на тебя не держу. Только стыдно должно быть - сын скоро комсомолец будет, а у тебя в голове одна дурь, одни заблуждения. Куда это дело годится. 5 Слушай ты, любящий и любимый. Неужели ты не можешь понять, что у меня другая жизнь. У Кирилла другой отец. Наш папа почетный гражданин республики Сьерра-Леоне. Он полковник, специалист по внутреннему распорядку караульной службы, кандидат наук между прочим. А ты всегда поступал назло и я рада что вижу что ты наконец поплатился. И перестань травмировать ребенка своими дурацкими письмами. Если хочешь знать то мы скоро переезжаем на новое место службы так что письма твои будут идти не по адресу хотя они и так идут не по адресу в переносном смысле. 6 Здравствуй, папа ! Я живу нормально, учусь почти без троек. Правда, в последнее время у меня ухудшились отношения с одноклассниками да и с учителями тоже. Я много читаю и некоторым это не нравится. Они говорят что я строю из себя самого умного. Несмотря на это я не все понял в твоем последнем письме, особенно про порог неизведанного и про элизиум. У нас дома все по-прежнему. По-моему, маме тяжело одной, но она не подает виду. Недавно мама окончила курсы и ей присвоили внеочередное звание старшего лейтенанта. Маму переводят служить в другую часть на два года и я поеду с ней, а бабушка будет приезжать к нам на праздник Великой Октябрьской Революции. Вот наш с мамой новый адрес: АССР, Клагенфурт, ул Зальцбургская, расположение 8-го Придунайского гвардии контрибуционного мотострелкового дивизиона, ж.б. 2129 До свидания, папа. Я буду ждать твоего письма. 1988 ПЕРЕЧЕНЬ СТИХОВ. КОММЕНТАРИИ Что если правда за углом... А улица как будто стала уже: Мы дети древние Москвы: Чудится птичий крик: ШОРОХИ И СТУКИ Последний голубь потопа: ДОКТОР. СОЛДАТ. ПИЛОТ ЭКСКУРС ВСТРЕЧА РУССКОЙ ЗИМЫ Из легиона несчетного: БАЛЛАДА С ЧЕРЕПАХАМИ Клубись, моя душа, да только не пыли так: ЧАЦКИЙ Разговоры вокруг: Не вопрошай богов. Не надо им: ИВАН ЯЧМЕННОЕ ЗЕРНО Окатили пол из ушата:
Здесь присутствует парафраз из "Бесов" Достоевского, который, в свою очередь использовал реальную историю: студент Иванов(в романе - Шатов) был убит командой Нечаева; тело бросили в пруд Петровской(ныне Тимирязевской) академии).
На Ордынке на Полянке: Память - на погоду, на джинсы: ДОЖДЬ Слоны идут - поближе к северу: Ровный рокот мотора да шелест колес: Когда откроется халява: Революция на марше:
Надо бы привести одну цитату: "...прапорщик вел переулком отряд пехотинцев - - раз, здрав, равв, рвв, ррр! В пуп буржуя дилимбей, - Пулей а не дулом бей!". Андрей Белый "Маски". Ну и пушкинские "Делибаш" и "Буря мглою..." тоже, вроде бы, прослушиваются.
Как на лунном луче с острия-лезвия:
Попытка реконструкции песни, полный текст которой я читал один раз в жизни в шестилетнем возрасте. Некоторое время меня очень угнетала явная аллюзия на председателя Верховного Совета Р.Хасбулатова - я ведь ничего такого не имел в виду. Теперь, к счастью, рассосалось.
Партизан идет по сырой земле: Гришка носит отрепья: БАБУШКА
Стоит признать передразнивание Вознесенского: поэма "Лонжюмо", кто ее сейчас упомнит. И Ленин отвечает, На все вопросы Ленин отвечает.
БЕССОННИЦА ПОД ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ Я делаю то, что задано: БЕЗЫМЯННАЯ ПОЭМА В ПРОЗЕ.