encolpius Live
Journal
2003
ИМЯ ЧИСЛИТЕЛЬНОЕ
Как закалялась сталь
Когда я пришел на эту фирму, Ира работала там уже полтора года, то есть
с самого момента основания.
Меня еще никто не знал за пределами нашего компьютерного отдела(и наоборот),
а Ира была совестью, душой и коллективным разумом предприятия. И сам громобой-гендиректор
с ней как-то заискивающе заигрывал.
Ира, этот распустившийся цветок посреди техногенного хаоса, формировала
из программы и распечатывала многочисленные отчеты на лазерном принтере
HP. Очеты формировались в DOSовской текстовой моде и были совершенно разнокалиберными.
Получалось, что чуть не всякий раз Ире приходилось заново выставлять на
принтерной панели ориентацию, высоту страницы и размер шрифта. Впрочем,
Ира ничего этого не делала. Она просто говорила: - Ах, я ничего не понимаю
в этой вашей технике. Помогите мне!
И кто-нибудь из нас галантно вскакивал... И этим кем-то вечно оказывался
я. От моих приватных жалоб коллеги отмахивались: ее не научишь, бесполезно.
Но у меня было иное мнение. Подобно персонажу довлатовской Зоны, я решил
действовать на психологию.
Однажды Ире в очередной раз потребовалось печатать отчет. Кроме нас с
ней в комнате никого не было. И тогда я сказал предельно ласково: - Ира,
давай я тебя научу выставлять настройки. Это же совсем просто, две кнопки.
Вот смотри...
- Нет, - заверещала Ира, - это бестолку, я никогда ничего не пойму в вашей
технике!
- Ира, - не унимался я, - но это правда проще некуда. Даже секретарши
Рогульского это умеют!
Неслабый, прямо скажем, ход. Рогульский был начальником секретариата.
Он изводил нас требованиями сдвинуть рамку, убрать запятую... А вверенные
ему девушки... Не проходило дня, чтобы Ира не клеймила их тупость, косность,
служебное несоответствие и женскую неполноценность.
- Даже секретарши Рогульского этому научились! - не унимался я.
- Так какие, ты говоришь, кнопки? - нетерпеливо перебила Ира.
Мои коллеги, вернувшиеся с перекура долго не могли прийти в себя при виде Иры, бойко переключающей шрифты.
Сказать вам правду?
Cекретарши Рогульского этого как не умели так никогда и не научились. А мои слова были откровенной, целенаправленной ложью.
Сказать вам больше?
Никакой необходимости всякий раз выставлять шрифты по большому счету не было. Все эти отчеты формировались из программ, авторами которых были мы сами. Не составляло труда загнать соответствующие еscape-последовательности в исходники. Когда руки дошли - то есть, года через три после описываемых событий - я так и сделал.
Но к тому времени Ира стала настоящим виртуозом своего дела и лихо управлялась с такими шкафами, к которым я до сих пор не знаю с какого бока зайти. Черт ногу сломит в этой вашей технике.
Русский характер
Мой друг в 10-м классе, отмечая Новый год в компании cоучеников и соучениц,
жестоко напился и начал портить праздник. Соученики схватили его под руки,
нахлобучили шапку и повели домой.
Надо сказать, мой друг учился с ними без году неделя: заложив серьезный
вираж, он перевелся из центровой физматшколы в обычную, среднюю, по месту
жительства. Тому было две взаимосвязанных причины: мой друг понял, что
- не намерен связывать свое будущее с точными науками
- в высоколобой школе сколько-нибудь приличный аттестат ему не светит.
Все это я рассказываю, чтобы подчеркнуть драматизм ситуации: соученики не знали, где живет новенький, а сам он - не помнил. Долго ли коротко ли, но решение задачи было найдено. Мой друг с трудом попал в замочную скважину, а провожатые с облечением поспешили догуливать. Далее - как в старых кинофильмах - затемнение.
Мой друг обнаруживает себя абсолютно голым, в прихожей. Истошные звонки
в дверь. Голоса, вроде бы принадлежащие соседям, скандируют:
- Ты что творишь! Выключи воду!
Тогда, для устойчивости опершись рукой на дверь мой друг отвечает им
громко и отчетливо:
- Я ничего не включал и выключать не буду!
Вот она - фраза, ради которой я затеял весь этот рассказ.
Сколько раз я про себя ли, вслух ли, цитируя буквально или редактируя
по ситуации поворял гордые эти слова.
- Я ничего не включал и выключать не буду! И каменели оппоненты, неудоумевая
как это покладистый рохля вдруг обернулся огнеглазым воином.
Но любая вспышка - лишь абрис тьмы. И всякий гром беременен тишиной.
Мой друг осмотрелся.. Увидел ручеек, бегущий по коридору. Увидел джинсы,
плещущиеся в переполненной ванне. Увидел собственные босые следы... И
замотался кое-как в полотенце. И открыл дверь и отступил к стене, пропуская
соседей, влетевших с тряпками и ведрами. И всё бормотал, повторял как
заведенный:
- Пожалуйста, не волнуйтесь. Мой папа - профессор. Мы все оплатим!.. Пожалуйста,
не волнуйтесь...
Это было двадцать лет назад. Затемнение.
Вечный Зов или Златодара
В молодости была у меня девушка. Мы с ней встречались-появлялись, а Интимных
Отношений не было. То есть целоваться - целовались, но до Окончательной
Близости не доходило. Дело молодое: из рук не выпускал защелки - ты вырывалась.
Похоже на бунюэлевский "Смутный объект желания". Только я был не такой
настырный, как герой фильма.
А вообще всё обстояло чудесно. У нас была своя компания. Мы посещали
московский кинофест (свежеиспеченный Человек Дождя etc). Мы ходили на
Пинк Флойд в Олимпийском. Мы ужинали в пиццерии на Рождественском бульваре.
Затем - тусовка - кухонные разговоры за полночь - такси - дозированный
поцелуй у подъезда.
Так продолжалось с полгода. А потом октябрьский ветер дохнул и унес мою
Аннабел Ли. Простой парень - совсем не из нашей компании, не посещавший
фестов и Пинк Флойдов, отбил у меня девушку. И у них были Интимные Отношения.
То есть я свечку не держал, но Любящее Сердце - не обманет.
Да и что бы там у них ни было, главное - Шрам остался.
На днях мне приснилось, что два моих друга из той компании, с которыми
давно пораскидала судьба, завели ЖЖ. И оба начали - под замочком - с сенсационных
признаний-воспоминаний. Оказывается, и тот и другой эпизодически имели
Окончательную Близость с моей девушкой. Причем в обоих случаях первопричиной
был Алкоголь - что, кстати, вполне правдоподобно. А в первом из двух случаев
инициатива принадлежала и вовсе моей девушке, причем тот, кто пал, так
сказать, жертвой ее инициативы цинично отмечал, что она оказалась весьма
незаурядным собеседником. Блядь! Да я от этого просто перевернулся в гробу,
ибо только смерти может быть уподоблен такой сон. Перевернулся, но не
проснулся! Интересно, что оба так называемых друга укрыли Мою Любовь под
псевдонимом Джейн (Lady Janе), хотя вообще-то ее звали Зифа.
Я проглотил и это. Сон всё не кончался. Желая развеяться я пошел по ссылке,
сулившей Тайные Страницы Швейка(привет Армалинскому, должно полагать).
Это было нечто. Ярослав Гашек, погибающий от пивного алкоголизма в деревне Липница-на-Сазаве, перевел свой неизбывный роман в плоскость лирического дневника, проще говоря - ЖЖ. И признавался, что во время своих нечастых наездов в столицу, "посещал на Виноградах пани Дженку, одну из интереснейших женщин Праги" с неизменным гостинцем в виде бутылки бехеровки. Неожиданно лихая (для певца утех подпоручика Лукаша) постельная сцена соскальзывала в оргазмический праславянский лепет: "Люба Краско Златодара..."
Этого я уже не вынес. Проснулся с дико колотящимся сердцем, зачем-то вычисляя расстояние до Праги - т.е. умножая 2 1/2 самолетных часа на крейсерскую скорость которой я не помнил (по диплому я - инженер-математик и, в общем, это сильнее меня).
Должно быть, хотел увериться в невозможности приснившегося...
Ух. Мне всегда казались дурацкими и надуманными строчки:
"Любовь - это с простынь бессонницей рваных/ Cрываться, ревнуя к Копернику/
Ее, а не мужа Марьиванны/ Cвоим считая соперником"
Оказывается, надо было дожить до финального возраста Маяковского, чтобы с пятнадцатилетним опозданием хоть что-то понять.
В подземном переходе, выводящем из метро Третьяковская с некоторых пор обнаружилась маленькая железная дверца наподобие печной заслонки сантиметрах в 15 от пола.
Видимо, она просто перестала запираться и теперь там любимое место утренних алкашей. Самый удачливый открывает дверцу под прямым углом и ее оседлывает. А остальные рассаживаются вокруг как придется.
Думается, все ж не азиаты мы, раз на железном ребре нам удобнее чем на корточках.
Вот и сегодня - сидят трое. В гноище и рубище. Со слипшимися волосами и полуоткрытыми ртами. На вид им полтинник, значит вряд ли больше тридцати.
Вдруг центральная фигура срывается с железяки и произносит молодым, практически трезвым, но очень-очень раздраженным голосом.
- Ну чесноком воняет, не могу просто!
Так называется книга мемуаров Бенедикта Лившица, вышедшая в издательстве
'Захаров'. Лившиц был фанатичным поклонником Артюра Рембо - возможно,
первым в России. Есть мнение, что именно Лившицу принадлежит лучший, эталонный
перевод 'Пьяного корабля': 'В переводе сохранен буквально каждый
байт
Лившиц и сам писал стихи - две книги 1911 и 1914 гг воспроизведены в Захаровском издании. Его стихотворные опыты литобозреватель 'Альционы', Владислав Ходасевич, оценил довольно кисло, поместив Лившица в перечень авторов, которые ':умеют писать стихи, щеголяют рифмами и размерами, но зачем они это делают - пока неизвестно. Мы очень хотели бы оказаться дурными пророками, но думается, поэтов среди них нет'. С годами репутация Лившица-поэта особенных изменений не претерпела. В 20-х годах Мандельштам свое профессиональное кредо формулирует так: 'Я учусь у всех, даже у Бенедикта Лившица'.
Стихи его и вправду какие-то безжизненные. Гладкие - не ухватишься. В 'Стрельце' аж на на трех страницах расписан ассоциативный ряд, породивший 'Ночной вокзал'. Это стихотворение из 12 строк Лившиц числит своим opus magnum. Увы! Что с подробной раскадровкой, что без нее - довольно тусклые вирши под Рембо, и только. Корней Чуковский надуманную спонтанность Лившица заклеймил так: 'Трезвый, притворяющийся пьяным, оскорбляет и Аполлона и Диониса'.
Но очень существенно, что эту убийственную фразу сам же Лившиц и цитирует - с полным пониманием ситуации, с широко открытыми глазами. 'Полутораглазый стрелец' - это честные мемуары. Человек предъявляет то, что имеет, а заемной славы - не ищет.
Воспоминания охватывают довольно короткий период - с 1911 по 1914. Это годы недолгого романа Полутораглазого Стрельца с младофутуристами/будетлянами. Бурлюки интересовались Рембо, Лившиц был без ума от Хлебникова. Бурлюки привечали Лившица, хотели сделать его идеологом нарождающегося движения. Не срослось. Появился Маяковский, который перекроил все расклады. Лившиц его уважал, немного побаивался и слегка презирал. Маяковский, судя по всему, отвечал полнейшей взаимностью. По этой или по какой иной причине, но самые блестящие, самые энергетические строки 'Стрельца' - именно о Маяковском. А не о идеологических расхождениях с Бурлюками, не о концептуальных дискуссиях с Маринетти - хотя именно на эти темы Лившиц рассуждает с куда большей свободой и охотой. Впрочем, не надо забывать, что книга была издана в 1933 году в Ленинграде. Время и место не располагало к особенным вольностям по адресу русского Рембо - именно таким предстает молодой Маяковский в воспоминаниях Лившица. Джентльменский набор юного гения: несомненная одаренность; умение делать делать морду кирпичом и цедить через губу односложные истины в последней инстанции; отношения с окружающими строятся по одной из двух лапидарных схем: 1)'давай давай поболе'; 2)'пошелнахуймудак'. Пожалуй, можно говорить о серьезном влиянии, которое Лившиц оказал на Карабчиевского: Маяковский 'Стрельца' и Маяковский "Воскресения" - фигуры близкородственные, если не сказать больше.
Захаровское издание лишено сколько-нибудь внятной сопроводительной информации, но у меня создалось впечатление, что "Полутораглазый стрелец" - единственная мемуарная книга умного и наблюдательного литератора.
Бенедикт Лившиц родился в 1886-м году, а погиб в 1938-м.
Школьные годы, начало 70-х. Первый, второй класс, максимум - третий.
Леша Ефимов занимается в дзюдо. Пять раз в неделю. Всем сомневающимся готов показать серию приемов.
Саша Салтыков ходит на хоккей.
- Вчера играли с чехами. Пацаны наших лет. Они здорово играли, но мы -
еще лучше. Выиграли 4:1. Я забил три гола.
У Андрея Акимова отец - шофер интуристовского экскурсионного автобуса.
Каждый вечер приносит домой пачки жвачек и конверты марок.
- У меня есть марки всех стран, - говорит Андрей.
- И Островов Зеленого Мыса? - cпрашиваю с замиранием сердца, ибо нахожусь
на пике филателистической обсессии.
- Зеленого Мыса? Да вот только вчера: нет, позавчера отец притащил.
- Ой, а принеси посмотреть, а:
- Если не забуду.
Забудет. И на другой день забудет. Я так и не увижу ни марок его ни жвачек.
Сегодня, тридцать лет спустя, мне кажется, что и отца у Андрея не было
- ни интуристовского, никакого.
Алеша Богомазов по кличке Бага рассказывает:
- Мы с братиком в снежки играли возле посольства Замбии. Вдруг выходит
негр и говорит: 'Ребята пойдемте к нам в гости'. Ты это посольство знаешь?
- Ну, на проспекте Мира дом двухэтажный.
- Так вот, второго этажа там нет.
- Как это нет?
- Ну почти что нет. Там такой узкий балкончик вдоль стен и всё. На первом
этаже стоял батут. И мы с негритятами на нем прыгали. Сначала до второго
этажа. А потом до самой крыши. И в воздухе переворачивались.
- Страшно же!
- Сначала страшно, а как привыкнешь - здорово. А потом батут убрали, поставили
стол и нас посадили обедать. Главный негр сказал, что у них в Замбии сегодня
праздник. Нам с негритятами дали красный суп. Он был очень вкусный. А
потом дали белый суп. Он был ваще зэканский. Когда уходили, негр сказал:
'Спасибо, что были на нашем празднике. Приходите еще'.
Сейчас я понимаю: это не бред, это полуправда. Алеша Богомазов по кличке Бага - круглый двоечник. У него уже в семь лет была физиономия бесхарактерного забулдыги. Он просто не мог такое сочинить от и до. Не хватило б ни ума ни фантазии.
На батуте до самой крыши!
Вот Саша Фатеев прыгал не так удачно. Он вспоминал, что однажды в детском саду, во время тихого часа, скакал на панцырной кровати и так увлекся, что откусил кончик языка. Было много крови. Но приехала скорая и язык пришили на раз. Даже в больницу не стали забирать.
Короче, врали все.
Я один не врал. Я писал роман о третьей мировой войне, завершившейся победой коммунизма во всем мире. Первым делом коммунизм побеждал в Соединенных Штатах Америки.
1
Есть в одной сказке у Андерсена превосходная фраза: 'Было у старика два
сына, да таких умных, что и вполовину было бы хорошо'.
На сегодняшний день главным датским писателем планеты, читай - престолонаследником Андерсена объявили Питера Хёга. Когда начинаешь читать его 'Смиллу и ее чувство снега', возникает чувство: а ведь так написано, что и вполовину было бы хорошо.
Всё-таки 'Смилла' - приключенческий роман; этакий 'Остров сокровищ'-92, cкрещенный с нуаром имени Чандлера-Макдональда.
И - вечный вопрос, вечная надежда: а нельзя ли, чтоб любезный народу саспенс-экшн был еще и литературой высшей пробы? Увы, увы. Природу не обманешь; ответ тот же, что всегда.
Чем славится, например, режиссер Крис Нолан? Конечно, своим первым фильмом Memento. Там четыре с половиной актера и близкий к нулю бюджет. Там непрерывная сборка распадающегося сознания. Там ошеломляющая регрессия причинно-следственных связей: Для массового зрителя - бред сивой кобылы, но голливудские боссы призадумались и дали Нолану шанс. Результат - второй фильм, 'Бессонница'. Нормальный такой конвенциональный триллер. Вот только я уверен, что все - в том числе и продюсер Содерберг и режиссер Нолан и актер Ал Пачино - всё понимают: фильм Memento - живет, а 'Бессонница' - функционирует.
В 'Бессоннице' - виды и достопримечательности. Там всё жужжит, летает и стреляет. Там Ал Пачино пучит воспаленные глаза. Но первый фильм - это, не к ночи будь помянуто, искусство, а второй - просто аттракцион. Причем не самый дорогой и изощренный. Но я, собственно о Хёге. Начало замечательное. Однако, по законам жанра, сюжет должен ускоряться и раскручиваться. Ускоряется сюжет - исчезает прорисовка. Размазываются детали, глохнут акценты.
Это экшн. Значит, всё время должно происходить что-то внезапное. Посему - в три яруса громоздятся рояли в кустах. Плодятся персонажи, которым впоследствии трудно найти внятное применение.
На мой взгляд, перелом в 'Смилле' - середина романа, сцена в казино. К этому моменту фабула явственно сближается с советским пародийным мультиком 'Ограбление по итальянски', где все - от близких родственников до полицейского тянут упирающегося героя на дело. Но проблема даже не в этом. Просто автор неожиданно теряет лицо. Сцена донельзя банальна. Так мог бы написать какой-нибудь Рекс Стаут. Или Александра Маринина. Без разницы. Сцена в казино - своего рода беспосадочный перелет от 'первого фильма' ко 'второму'.
А дальше всё идет как должно. Жужжит, летает и стреляет. Да и Питер Хёг возвращает себе толику своей нордической самобытности. И хорошая ведь в общем книга. Только какая-то обидная.
2
Неделю назад я рассуждал о романе Питера Хёга, 'Смилла и ее чувство снега'.
Прочитав следующий - 'Условно пригодные' - хотел бы скорректировать свою позицию. 'Смилла' показалась мне осознанной попыткой соорудить коммерческий триллер на базе серьезного романа.
Теперь же у меня возникло твердое ощущение, что Хёг - человек, обращенный в детство: там его фрустрации, фиксации; там его боль и там его сила. 'Смилла' - это акт возвращения в детство. Реконструировать и заново пережить 'Остров сокровищ' - вот истинная цель писателя.
'Условно пригодные' - совсем иная стать. Ближайшие ассоциации - "Бог мелочей" Арундати Рой и 'Серaя тетрадь' Александра Введенского. Как и в 'Боге мелочей' в центре сюжета - мальчик, девочка и между ними - третий ребенок, в чьей гибели они косвенно виновны. Только индийские дети изначально окружены кучей родственников и, собственно, роман Арундати Рой во многом про то, как становятся сиротами при живых родителях.
А датские дети - уже сироты. Они выброшены в метафизическую пустоту, и там сражаются со Временем. Издевательства, унижения и прочая приютско-интернатская чернуха обозначена, но отодвинута на второй план, это всё же не 'Одлян' какой-нибудь. Бой идет не с учителем-вертухаем Гнусом Передоновым, а с Позитивизмом, никак не меньше.
Не скажу что роман он прописан от и до, что он обладает всесокрушающей мощью.
Но два эпитета точно при нем: изматывающий и неотпускающий.
Ну и конечно пронзительный, как справедливо указано на суперобложке.
Всякий человек, который хоть сколько-нибудь не понял время, а только
не понявший хотя бы немного понял его, должен перестать понимать и все
существующее.
А.Введенский, из 'Серой тетради'
Аккурат перед новым годом нас на кухне завелись мыши.
Видели двух. Дочь в восторге, жена в ужасе, я в замешательстве.
- Чего бы с ними сделать-то? - жену спрашиваю.
Кота нет и нельзя: аллергия. Травить стремно. Умирающая мышь куда-нибудь забьется - ищи ее потом. По запаху. Я даже знаю козырное место - отверстие, куда идет труба, отходящая от кухонного стояка. Эту трубу достаточно шевельнуть пальцем, чтобы сыграть с нижними соседями в дождик.
Жена говорит: - Я побрызгала на помойное ведро жидкостью для мытья стекол.
- ???
- Жидкость очень вонючая. Может мыши всё поймут, испугаются и уйдут.
Что могу сказать о себе: угрюмый не угрюмый, а хохочу редко. Но уж если
накатит...
- Что мыши поймут? Всё? Ничего не упустят? Ах-ха-ха-ха-ха... Ты бы им
еще записку оставила...
- Оч-чень смешно, - дуется жена. Между прочим, дипломированный биолог.
- Знаешь какую записку: "Это частное владение. Пожалуйста уходите!"...
Ах-ха-ха-ха-ха...
И всю новогоднюю неделю трясли меня пароксизмы тщательно подавляемого смеха.
А мыши-то тем временем всё поняли - и ушли.
Для того ль должен череп развиться?
После долгого перерыва переслушал диск "Africa Brass" Колтрейна.
С искренним удивлением обнаружил, что качество звука на этой записи 1961 года куда лучше, чем на любой из моих современных пластинок.
Можно, конечно, всё объяснить исполнительским гением. А как же 40 лет рекорд-индустрии? Это вам не жук начихал.
Я копнул глубже и ужаснулся. Оказывается, последние полгода слушаю одни лишь 'ограниченно-лицензионные' диски. Дешевые и, прямо скажем, пиратские.
Для того ли я во время оно полгода копил деньги, целый месяц читал беспросветно-маньяческие журналы и в день 'Ч' в трех магазинах тестировал два десятка колонок?
Как вы уже догадались, Африканская Медь - родная. Я ее выписал на амазоне.
Когда-то это была обычная для меня практика. А потом что-то перемкнуло и я стал тратить несколько большие деньги на кучи пришепетывающих дисков.
Пора прекратить это постыдное расточительство. Тоже мне, восемь кошек на рупь. Убить в себе жлоба, задавить кусочника.
Где моя верная интернет-карта? Просрочена за давностью лет? Ничего, прорвемся.
Лицензионная музыка играет так весело так бодро и кажется - еще немного и мы узнаем зачем живем и чем страдаем.
Скажи снобизму да!
Интенсивная терапия
Плоские малахольные кошмары систематически торпедируют утреннее забытье.
Таксист, притормаживая, закладывает долгий поворот и наводит на меня пушку.
Ему проще убить, чем объясниться.
На нейтральной полосе, в коридоре из колючей проволоки разукрашенные дикари
атакуют с двух сторон безобидных ооновских чиновников. Отчего я затесался
в эту комиссию.
И так далее.
Обеденный бокала кьянти заменить томатным соком.
Больше не смотреть на ночь Бергмана.
Перед сном заучивать турнирную таблицу английской премьер-лиги.
Эвертон определенно прибавил.
О некоторых особенностях кириллицы
Вчера на корпоративных посиделках вспомнили одну быль.
В зале торговых агентов раздается звонок. Спецдевушка на телефоне снимает
трубку:
- Добрый день, фирма такая-то.
В ответ требовательный мужской голос: - Дайте Триста Третьего.
- Простите?
- Ну, Павла. Вот у меня записано: фирма такая-то, Павел Триста Третий.
Несколько секунд девушка колеблется, размышляя: конспирологическим или
же династическим бредом одержим собеседник.
Тут ее осеняет и она звонко кричит в зал:
- Паша, тебя!..
У Паши фамилия короткая и хлесткая как сабельный удар. Должно быть казацкая.
С неделю после этого его кличут за глаза агентом триста три.
А потом всё возвращается на круги и по сей день зовут его как привыкли
- уменьшительно от фамилии - Зозиком.
Который уж день подряд, подходя с утра к окну, не на градусник я смотрю
и не на ставшую привычной дымку, а на деревья. На стволы, на ветви, на
веточки. На узорчатую вязь берез, на готическую резьбу тополей. Падлы,
не шелохнутся даже.
А значит - опять это терпеть это всё. Трудно жить в Москве в безветренную
пору.
Снова - эти обеденные разговоры с товарищем по работе. Он типа по жизни
юный техник. Он расскажет мне, что скоро все будут ездить в водородных
электромобилях. В выхлопе - только капельки воды. Правда, водород надо
загонять под давлением в миллионы атмосфер - иначе никакой энергоемкости.
И, само собой, топливный бак упаковывается в какой-то охренительный кофр,
чтобы при возможном взрыве разнесло не полгорода, а только пяток-другой
ближайших участников движения. И цена, цена...
Мои идеи проще, но радикальнее.
1. В качестве временной меры всем навязать инжекторы, как навязали новые
российские паспорта.
2. Учредить профсоюз велорикш, обеспечить их зимней одеждой и упростить
им порядок регистрации проживания.
3. Что не получится перевести на педальную тягу, перевести на конную.
Главное, чтоб кони не дохли.
Херня всё это, возражает мой технически подкованный товарищ. А твой электромобиль
не херня? - изящно парирую я и милосердно добиваю:
- Мне про этот твой электромобиль втирали, когда ты еще "агу" не говорил,
когда еще заправка шариковых ручек работала. И где он?
(Я буду постарше своего товарища, как и многих, слишком уже многих в этом
городе)
Новый Вайль "Карта родины" Вайля изначально поставлена в невыгодное положение, потому как издана в пару, в сиквел к предыдущей (и превосходной) книге, "Гению места".
"Гений" космополитичен и дышит где хочет. "Карта" ограничена постсоветским пространством, так что материал у нового тома куда менее выигрышный. Что говорить, Баку - не Барселона, Ашхабад - не Стамбул. Кроме того, местного читателя заинтересовать местной спецификой труднее по определению. Сантьяго-де-Компостела проскочит не в пример легче.
Но даже и с поправкой на родные осины, даже в своей более скромной весовой категории, книга выглядит слабовато. Неубедительный Киев. Закаламбуренная Пермь. Развернутый пересказ соответствующего места из Солженицына в растянутой (несмотря на всю значимость темы) Соловецкой главе.
Никакая Москва. Отсутствующий Питер. Грузия, подмененная путевыми заметками тридцатилетней давности. Растворившаяся в нудноватой автобиографии Рига.
Добрая половина(ну, четверть) материала собрана в кинофестивальном туре под водительством Никиты Михалкова. Систематический отсыл к тусовочным будням несколько напрягает; получается в духе довлатовской байки: "а вот на свадьбе сына товарища Полянского".
Вместе с тем вполне хороша алтайская глава. Нет вопросов по Крыму, по Сухуму. Вообще на южном направлении Вайль более убедителен. Если не считать сэкономленной Грузии.
Ну ошибся я, ошибся!..
Предотпускной прессинг был столь силен, что я допустил пару очевидных
оплошностей.
В результате на второй день моего отдыха звонит в панике начальник. То
не работает, это некорректно.
А мой напарник, оставленный на хозяйстве, с ситуацией не справляется.
Ну ошибся я, ошибся!..
Обещаю во второй половине дня заехать и за двадцать минут всё исправить.
Где двадцать минут, там и три с половиной часа. Уже глубоким вечером начальник
принимает у меня работу и мы отправляется ужинать в 'Адриатико'. А после,
почти довольные друг другом и жизнью едем по домам.
- Я тут вчера телевизор смотрел, - признается начальник, - 90 лет Сергею
Михалкову. К нему приехал Путин - поздравлять. И знаешь, что он сказал:
Медовая телесность сицилийского вина побуждает грезить, возражать и
отстаивать.
- Ни слова больше! - восклицаю, - Я, конечно, не смотрел, но вот что сказал
Путин. На ваших книгах, на ваших стихах выросло не одно поколение советских,
а потом и российских школьников. Мы зачитывались вашими рассказами, учили
ваши стихи наизусть Именно познакомившись с дядей Степой, я твердо решил
связать свою судьбу с:
- Нет! - ликует начальник, - Не-е-е-т! Путин другое сказал. 'Мне тут на
вас матерьял подготовили'.
- Так и сказал 'на вас'!?:
- Может и не сказал. В общем так примерно: 'Мне тут материал подготовили.
Оказывается, тиражи ваших книг - рекордные за всю историю детской литературы,
а в нынешнем году перешагнули стотысячемиллионную отметку'. И дальше в
том же духе - говорит и хитро так смотрит, кажется, что сейчас он ему
объявит сумму доходов, укрытых от налогов за все эти годы...
Начальник перевел дух и добавил торжествующе:
- А про дядю Степу твоего - ни слова!
Ну не Путин я, не Путин!..
Чур, я Виталий Вульф. Поехали.
В 1863-м Поль Верлен приезжает из Парижа на каникулы в родной город. Встречает там замужнюю, недавно родившую второго ребенка кузину. Ему 19, ей 27. Со времени последней встречи он - резко повзрослел, она - расцвела. В какой-то момент молодые люди теряют голову, падают друг другу в объятия и сливаются в поцелуе. Однако, кузина быстро приходит в себя и отстраняется: "Ты что... Нельзя... У меня муж и вообще...". И уже до самого конца каникул держит ситуацию под контролем. Поэт безумно страдает. Его смятенные чувства находят отражение в проникновенных стихах, которые русскому читателю знакомы в замечательных переводах И.Анненского, В.Брюсова, Ф.Сологуба, Г.Шенгели и др.
Уф, я больше не Вульф. Но и не вполне encolpius:
В 1867-м Верлен публикует аллегорическую новеллу "Столб".
Столб на "пагубной дороге", о который он больно поранился, когда однажды
ночью бежал с красавицей, которую похитил, - это моральный запрет, обязавший
его отступить и предаться бегству. История про фрейдистский этот
столб завершается пассажем, который никак напрямую не связан с предыдущим
сюжетом. Протагонист заявляет что вскоре он будет "героем одной из
наиболее ужасных судебных драм, которые когда-либо были предметом парижской
хроники". На этот раз следователю и королевскому прокурору не придется
"искать женщину". Мы находим в этом необыкновенном тексте даже слово "Чарльстаун"
- так позднее Рембо будет называть Шарлевиль, свой родной город.
Первая встреча Рембо и Верлена произойдет только через 4 года, в в 1871-м.
В 1872 они вместе бегут в Бельгию, затем в Лондон.
10 июля 1873 Верлен стреляет в Рембо из револьвера, ранит его в руку.
По обвинению в покушении на убийство Верлена приговаривают к двум годам
тюрьмы, апелляция отклонена.
Рембо отправляется в Чарльстаун-Шарлевиль заканчивать "Одно лето в аду".
В верленовской новелле травмированный герой сообщает, что уже видел этот столб с четырьмя указателями когда въезжал в деревню, но принял его за приглашение и поощрение.
*
В институтские времена товарищ, живший в общаге, позвал меня помочь с
ремонтом комнаты. Ну, постоял я полчаса на подхвате. А потом сели как
полагается. Картошечки нажарили, водочку открыли. Довольно быстро обратились
к теме первого воспоминания. И пошли наперебой:
- Я помню как на трехколесном велике кругами езжу перед памятником Ленина.
И закат краснющий. Мы из этого района переехали, когда мне три года было!
- А я помню как лежу на спине, смотрю в потолок и о чем-то думаю. Во рту
у меня соска. Мать говорит - я ее в два года только выплюнул!
Молчаливая жена моего товарища с интересом смотрит на нас и говорит:
- Ну вы, мужики, даете. А я вот себя помню только с седьмого класса.
**
Марьяна - женщина порывистая, беспокойная, не без странностей. Например,
она боялась ездить одна в лифте. Если мужа не было дома - приходилось
идти пешком на десятый этаж. Как-то приходит в гости - посвежевшая, успокоившаяся.
Рассказывает:
- Мне порекомендовали психоаналитика. Такая чудесная тетка оказалась.
Я ей плачу 25 долларов в час. Она мне очень помогает.
- А как?
- Мы находим в моем детстве травматические воспоминания. Я от них избавляюсь.
Она мне очень, очень помогает. Она дает мне разные тесты, а потом мы вместе
их анализируем. Я ей приносила свои стихи. Она сказала: нет, тут нечего
анализировать, это - литература. Уже было 12 сеансов. Недешево, конечно.
Но ведь она и от клаустрофобии меня освобождает. Теперь я не боюсь ездить
одна в лифте.
- Так ты больше не бегаешь на десятый пешком?
- Курс еще не закончен. Я не боюсь ездить только до четвертого этажа.
** *
Возвращаясь с работы, у метро ловил машину до дома. То есть не ловил,
а садился к своим водителям. Они там каждый день стоят, я каждый день
езжу. Не надо объяснять куда и за сколько.
В тот раз меня вез Толстый. Двухметровый амбал; мужчина боевой и мудаковатый. ( 'Не понимаю, что с этой Чечней возятся. Давно бы атомной бомбой всех там раскатали' - 'Что, и детей? ' - 'А что? Это же все равно враги: - и, после паузы - А вы новый фильм со Шварцнегером не смотрели? Не знаете, когда на кассетах появится?')
И вот я сажусь к нему и припоминаю, что в прошлый раз кроме атомной бомбы
и Шварцнегера была табличка 'Не курить'. А теперь нету ее и Толстый дымит
как паровоз. Спрашиваю про табличку. В ответ - душераздирающая история
про то, как в зад въехали, как ланжероны ушли, как страховщики кинуть
хотели да не на такого напали. В общем, от премногих треволнений Толстый
опять закурил.
Жалуется:
- Работа такая - весь день на нервах. Курить бросил - пить стал больше.
И добавляет с некоторой даже обидой:
- Вот вы, небось, совсем не пьете?
Настал мой черед обидеться:
- Почему это не пью? Всяко бывает.
А Толстый гнет свое.
- Ну, вы небось по праздникам. А я если не выпью - уснуть не могу.
Я не хочу уступать. Я тоже весь день на нервах и потому не считаю зазорным
на сон грядущий принять граппы или кальвадоса. Рюмку или там полторы.
Пусть Толстый поймет, что он не один такой. Пусть не парится. И я интересуюсь
у собрата по несчастью:
- А сколько вам надо, чтобы уснуть?
- Мне-то? Граммов семьсот. А лучше - литр.
Намедни сцепились мы с другом из-за Ирины Аллегровой. Тема отдельная, замечу лишь, что речь шла о возрасте певицы и как всегда я оказался прав. Тут важно, что в ходе сетевых изысканий я наткнулся на любопытный факт. Оказывается, в прошлом году артист Александр Буйнов отмечал свое 45-летие. "Но по нашим сведениям, - заговорщицки подмигивает сайт сплетни.ру - ему по крайней мере на пять лет больше".
Еще бы не больше! То есть, конечно - дело вкуса, пусть хоть десятилетним себя объявит. Но он человек публичный и стало быть не частное это дело. Хронологическое самоощущение общественности - материя деликатная, не надо бы с ней вот так...
В начале семидесятых Веселые Ребята были группой при Алле Пугачевой,
вроде как Большие Братья при Дженис Джоплин. Помню такой с позволения
сказать клип. Молодая Алла выходит и поет:
Эй мушкетеры,
Шпаги и шпоры...
А вокруг нее Веселые Ребята пританцовывают и поют "шуби-дуба-да"
Среди них - наш герой. Нынешний платиновый терминатор тогда был долговязым
еврейским очкариком наподобие Джона Туртурро в роли обломавшегося вундеркинда
Бартона Финка.
Между тем голос Аллы крепнет:
Где ж вы герои Старых романов?
Как мы порой завидуем вам
Месье
Месье
Месье д'Артаньян!
На Ребятах бутафорские шляпы и штаны в обтяжку. Вслед за героями старых
романов они начинают энергично водить бедрами туда-сюда. В смысле вперед-назад.
И до меня доходит: они же изображают это самое!.
Спрашивается: если даже шкет из начальной школы, чьи представления о
сексе смутны и фантастичны видит в телешоу намек на копуляцию, куда смотрели
господа-товарищи Демичев и Лапин?
Правильный ответ - сквозь пальцы. Время было непростое: разрядка напряженности, гонка вооружений, перебои с мясопоставками, продовольственная программа. Надо же было хоть чем-то народ побаловать. Важно другое: Мушкетеры исполнялись никак не позже 76-года. Значит Буйнову, если принимать на веру его прошлогодний юбилей было тогда максимум 19. А вот этого Демичев и Лапин в принципе не могли допустить. Я не в состоянии объяснить это людям, для которых геронтократия - просто словечко из учебника истории. Не могли и всё. На телевидение - да еще с таким сомнительным номером - мог попасть только тот кому уже хорошо за двадцать.
После того, как Пугачева отделилась, Ребята попытались изобразить нечто
общественно-полезное, но так и не смогли выйти из своего шаловливого образа.
Кажется, никто и не заметил, как ключевая строчка их идеологически выдержанного
хита сделалась народной, вошла в канон русского обиходного. Думаю, не
надо объяснять, какая.
У нас, молодых,
Впереди года
И дней золотых
Много для труда.
Наши руки не для скуки,
Для любви сердца,
Для любви сердца,
Для которой нет конца.
Сегодня главный шлягер Александра Буйнова - о годах, что позади и о неумолимом
времени. Посреди мужественной грусти - неожиданно бодренький припев:
Падают падают падают листья
Ну и пусть - зато прозрачней свет!
Эта бодрость очень даже резонирует с придуманным юбилеем. Свет прозрачный, лист чистый. Рисуй себе прошлое какое вздумается:
А теперь, дорогой читатель, раз ты добрался до конца этого совершенно внезапного для меня самого текста, я открою тебе полную правду и расшифрую мутную тезу о хронологической общественности.
Мы с матерью хотим упростить себе некую юридическую процедуру. Для этого надо вспомнить: в каком именно году умер совладелец нашего дачного участка. Сидим, перебираем: 77-й, 78-й, 79-й. И ни на чем не можем остановиться, хотя само событие помним отчетливо. И ладно - мать с ее частоколом взрослых лет. Но я-то был подростком! И каждый год был непохож на другой, и каждый год обещал что-то новое.
Потом - друг, который объявляет, что Ирина Аллегрова - наша ровесница. Потом - этот навеки сорокапятилетний.
И ни хрена уже не понять - кто ты, когда и на сколько лет себя ощущаешь. И только зуд от укусов хронофагов и лангольеров.
Старые календари выцветают без извода.
Зато прозрачней свет, как и было сказано.
Сегодня, на утренней пробежке, в парке.
Две тропинки вливаются в главную аллею. По одной тропинке подбегаю я, по другой - пожилой мужик, за ним - большая, породистая собака. Грейхаунд, что ли. Надо бы справиться в дочкиной энциклопедии. Бежит весело, язык выкатила, пастью вроде как улыбается. Оба - думаю - спортсмены - и пес и хозяин. Они оказываются на главной аллее чуть раньше меня. Я их почти сразу обгоняю, но вперед не рвусь - получается, просто возглавляю группу.
У обочины стоят две женщины со смирными пудельками. Пес по-быстрому перелаивается с cородичами и возвращается в нашу колонну - слышу сзади его мощное сопение. Тут подает голос мужик: мат-перемат. Причем ругань какая-то жалобная. Так хозяин с собакой не разговаривает. Притормаживаю вопросительно.
- За собаками не смотрят совершенно, - бухтит бегун, - поводок для них
одна видимость.
- Бросаются что ли? - выдыхаю сочувственно.
- Бросаться не бросается, а в спину дышит. Приятно, что ли?
- Да, приятного мало, - на автомате соглашаюсь я, а сам недоумеваю: как
это пудельки с обочины ему в спину дышат?
Тут мужик резко уходит вправо. Улыбчивый грейхаунд или как его - четко
за ним. Вдруг до меня доходит: никакой он ему не хозяин! И словно в подтверждение
издали долетает невнятный крик:
- Забери... ети его мать... поводок:
Будто в чаще Аида стенает одинокая душа, гонимая огнедышащим Цербером. А я-то, собственно, направляю стопы на беговую дорожку стадиона. Там собак выгуливать не принято. Нет собак - нет проблем.
4:50 утра.
За окнами - в глубине/чуть поодаль - плац и казарма.
Оттуда доносится бодрый армейский голос.
Ритмично выкривает "И 'рр-яаз И 'рр-яаз".
А ответного топота не слышно.
Бесноватый сержант
или просто бесноватый без всяких знаков отличия?
И всё это происходит почти что в центре Москвы,
в трех километрах от Кольцевой Автодороги.
Снять с полатей духовое ружье со снотворными пулями.
Выстрелить в него. Потом - в себя.
Предрассветный птичий гомон.