encolpius Live
Journal
2005/06
ДИФФУЗИЯ
Я лет пятнадцать не перечитывал Достоевского. У меня давно уже нет определенного
мнения - велик ли он, и если да, то насколько.
Но прошлым летом, прочитав смурную 'Осень в Петербурге' Дж.Кутзее/С.Ильина,
я страшно воодушевился и, прислушавшись к себе, понял, что юношеская интоксикация
была фатальна: я самый настоящий фан Достоевского и навсегда им останусь.
Я, собственно хотел написать о Прусте. В юности я принимался за цикл об утраченном времени, но скис где-то на второй книге. Теперь же заматерел и в охотку одолеваю том за томом. И с первых же страниц я всё ждал: ну когда же комбрейский затворник скатится в достоевщину. Ведь деваться-то ему некуда.
Или: И вот дождался! Я прямо вскочил с кресла и победно вскинул над головой
кулак. Я так же вел себя, когда забивал третий гол 'Спортингу' вместе
с Вагнером.
'У Германтов', перевод Н.М.Любимова
Разговор, естественно, происходит на ходу, на улице, и городской пейзаж, конечно же, неотчетлив, а закончив свои мутные речи де Шарлю садится к пьяному извозчику и правит вместо него.
Ух! До сих пор я двигался по утраченному времени размеренно, как закаленный стайер, а теперь лечу как де Шарлю на пьяных лошадях.
I
Пришел обедать, взял бесплатный журнальчик и пережил визуальный шок. Фоторазворот
в 'Большом городе' был посвящен дресс-коду.
Групповые портреты сотрудников солидных компаний в полном обмундировании.
На женщин - глаза б мои не глядели, а от мужчин тех - на фиг, на фиг, подальше, подальше.
Депрессивные картинки оттенялись устрашающими надписями:
белый верх черный низ
галстук обязателен
рубашки только спокойных расцветок
колготки - круглый год
юбка - не менее 5 сантиметров ниже колена
И только по пятницам во всех этих казнях египетских отчего-то допускались
послабления. Я не понимаю, в пятницу - что, не работа что ли?
Немного отойдя от потрясения и кой-как протолкнув первый кусок в глотку, я задумался: а что, собственно, у нас, в ТОО Спарта Плюс, с дресс-кодом? Неужто - ничего? Ведь крупная, статусная компания.
Вспомнилось, что Отделу Продаж вроде бы запретили джинсы. Лет десять назад. Примерно тогда же этот запрет и отменили.
Начальство наше, конечно, всё больше в костюмах, но и Оно время от времени облачается в джинсы-свитера-маечки, всем своим видом посылая нам, простым наемным служащим, закодированный сигнал: Высшее Руководство в отъезде. Такой вот дресс-код, да.
И все-таки, хорошенько порывшись в памяти, я вытянул оттуда один залежалый дресс-скандал.
Давно это было, еще в пору запрета на джинсы. Начальник Отдела Продаж уехал на переговоры и оставил на хозяйстве Толкового Сотрудника. Очень скоро Толковый Сотрудник по имени Дима Овчаренко был замечен в кулуарах с лицом, искаженным мукой.
'Ты знаешь эту - как ее - которая Жена Хоккеиста? - твердил он всем и каждому - Так вот, она пришла на работу в трусах!'
Речь шла о сотруднице Отдела Продаж, которая работала без году неделя.
'Ну Тань, ну Маш' - хватал он за локти опытных, проверенных сотрудниц,
- 'ну скажите вы ей, ну не я же ей должен говорить, ей ведь и по Банкам
надо ездить и в Управление Делами Президента, ну нельзя же так, ну на
фиг мне это надо:'
- Дима, - зачем-то спросил его я - а может это просто такие смелые мини-шорты?
- Ты сам-то видел? - завизжал он в ответ -Нет? Так пойди и посмотри! Это
трусы самые настоящие!
И опять пошел канючить: ' Ну Тань, ну Маш:'
Я так и не удосужился посмотреть, что там было на Жене Хоккеиста. К тому же вскоре после этого случая она уволилась. Она ведь у нас работала не из денег, а чтоб не так скучно было. Муж-то у нее то на сборах, то на выездах. А как запретили ей на службу в трусах ходить, затосковала она у нас как птичка в клетке да и выпорхнула на волю.
И мог ли я - тогдашний, ухмыляющийся, задающий необязательные вопросы
- мог ли я подумать, что и мне суждено будет побывать в шкуре Димы Овчаренко,
что и меня не минует чаша сия?..
II
Перенесемся в современность. У меня есть подчиненный, который сидит в
филиальном офисе. Нынешней зимой я на время перевел его в наш, центральный.
Подсадил в соседнюю в комнату к двум девушкам. Не из нашего, но из родственного
отдела. Мой подчиненный - мужчина крупный, полный, волосатый. Одним словом
- матёрый. На службу ездит из не самого ближнего Подмосковья. Душные электрички,
давка, то-сё.
Долго ли коротко ли, а приходит к нам парламентер из родственного отдела. И, не особо стесняясь в выражениях, излагает: мол, девки жалуются, что от подчиненного моего безмерно разит естественным запахом. Сами они ему сказать стесняются, а нас, его боевых товарищей, просят разобраться. Моя первая мысль - малодушная, в духе Димы Овчаренко: 'ну на фиг мне это надо'. Но вторая мысль уже реальная: 'кто если не я?'
Вот только как? Отдельного кабинета у меня нет. Вызывать его и перед всем обчеством предъявлять гигиенические претензии - не считаю возможным потому что не считаю возможным. Что же - заговорщически вызывать его в коридор? Отлавливать в курилке(я - не курю)? Поджидать после работы, как будто я в него влюбился?:
Когда загоняют в угол, соломоново решение приходит быстро. Я просто написал по аське в соседнюю комнату. Деликатно, но твердо. Получил ответ 'Всё понял. Спасибо'. Когда на следующий день мой подчиненный зашел ко мне по-какому-то делу, он благоухал как свежевымытый младенец (отец двоих детей, я кое-что в этом смыслю). Не знаю, как ему это удалось.
Атмосфера в соседней комнате исправилась до такой степени, что на 23-е февраля девушки подарили своему сокамернику персональный подарок - и не какой-нибудь шампунь с мочалкой, если кто подумал, а что-то вполне нейтральное. Типа рамочки для фотографий.
ты моя турман я твой билл
Оно конечно, жаль ушедшую юность.
Но я вот, скажем, в молодые годы имел такое обыкновение. Напиваясь, принимался звонить одному знакомому за другим. Не мог остановиться. Голос у меня был почти нормальный, а красноречие и убедительность - куда как выше обычного. При том что за себя я, в принципе, уже не отвечал.
Старые-то друзья всё понимали и быстренько сворачивали беседу. А перед людьми свежими я заливался соловьем, и, что хуже всего, генерировал сомнительные(но не безумные) проекты, о чем-то вполне конкретном договариваясь - на следующий, к примеру четверг. Забывал об этом тут же. Стыдился в четверг, стыжусь до сих пор.
Да даже не в алкоголе дело. Вспоминаю однодневные выезды на сельхозработы, практиковавшиеся у нас на старших курсах. Что-то среднее между субботником и пикником. Никакой выпивки - ни-ни, под страхом отчисленья.
Вообразите себя взрослым, усталым человеком. В семь утра, в промозглые
октябрьские сумерки, вы едете на работу - сидите в электричке и ждете
ее отправления с вокзала. Причем едете из Москвы в область - то есть жизнь
не удалась как минимум дважды. И тут в вагон вваливается толпа жизнерадостных
юнцов. Они шумно рассаживаются и, даже не дожидаясь, пока поезд тронется,
противными голосами затягивают песню:
Кучера из МУРа
Укатали Сивку
Закатали Сивку
В Нарьян-Мар:
Хотя нет, было не совсем так. Мои кореша вместе со мной делали глубокий
вдох, но запевать не запевали. На весь вагон надрывался я один. А они
уссывались так, что забывали выдохнуть.
Короче говоря, теперь, когда душной июльской ночью в мои окна - снизу,
оттуда где рощица, качельки, лавочки - несутся, усиленные специфической
дворовой акустикой, пьяные тинейджерские вопли:
Ты - моя трубка, я - твой АОН
Ты - ЮНЕСКО, я - ООН:
я вовсе не выбегаю на балкон, визгливо грозя милицией. Более того, я не считаю нужным закрыть распахнутую балконную дверь. И не позволяю себе зажимать ушные отверстия одеялом и подушкой(обычно помогает от сигнализации).
Я просто лежу на спине, беззвучно повторяя бессмертную фразу Ибсена, слегка авторизованную Блоком: Юность - это возмездие. И незамедлительно, с какой-то наркозной легкостью - засыпаю.
В моей френд-ленте часто издеваются над ляпами всевозможных переводчиков, редакторов, корректоров и, разумеется, горе-авторов. Я и сам непрочь. Но смех смехом, а иногда всё хочется войти в положение, понять что у этих людей творится в голове.
Вот помню читал я какой-то переводной гламурный детектив. Место действия - Манчестер. Герой идет в магазин и покупает бутылку болгарского каберне 'совиньон'. Меня эти кавычки насторожили. Кольнули даже. Я вспомнил, что в советской винной индустрии каберне и совиньон бытовали строго по отдельности. Каберне - красненькое и (? - но так запомнилось) креплёное, а совиньон - пронзительная белая кислятина. Мне померещилось, что у меня с переводчиком(переводчицей, как я понял из выходных данных) - общее прошлое. И в этом прошлом не существовало термина каберне совиньон(из этого сверхпопулярного сорта винограда делают вино с, возможно, самым цельным вкусом; по мне - даже слишком цельным). Отсюда и затруднения, отсюда и кавычки которых явно не было в оригинале.
Ладно, думаю, что по пустякам придираться. Читаю дальше. А там то ли автор язвит, то ли герои прохаживаются по поводу центровых манчестерских богатеев, которые только и делают что катаются на роскошных яхтах и объедаются стейками под соусом тартар.
Стейк под соусом тартар можно получить в любой московской кафешке за очень умеренную плату. Нет никаких оснований полагать, что в Манчестере по-другому. Зато есть все основания полагать, что в автор подразумевал стейк тартар - недешевое и, можно сказать, пафосное блюдо из сырого рубленого мяса.
И так стало мне жалко эту тётю-переводчицу, которая света белого не видя корпит днями и ночами чтобы я на диване полеживая да зубочисткой в зубах ковыряя выискивал огрехи в работе ее многотрудной каторжной:. Такая сердечная жаль разобрала, что выбросил я эту книжку чертовой бабушке и не стал разбираться кто там ухандохал облопавшихся сырым фаршем манчестерских авторитетов и теперь подбирается к демократичным героям с их экономичным каберне совиньоном.
Вот что-то я разошелся, а, собственно, совсем о другом хотел написать. Лаконично, без всякого многословия.
Читаю сейчас книгу Орхана Памука 'Белая крепость'. Год издания 2005. Издательство 'Амфора'. Слоган ЧИТАТЬ[МОДНО].
Шрифт вообще крупноват. На каждой странице сноски. К слову кяхья. К слову пойраз. К слову ходжа.
На странице 25 фраза: 'Но поел йогурта и хлеба' К слову йогурт сноска: Йогурт - кислое молоко, род простокваши.
Не поспоришь. И ляпом не назовешь. Вы, возможно, пожимаете плечами. А я пытаюсь войти в положение и понять: И для меня это - Сатори. Точка Cборки. Чистая Идея Препинания, которое есть в одно и то же время Падение и Полёт: Начало и Конец. Восток и Запад. Каберне и Совиньон.
Меня избрали вице-спикером Госдумы и я сижу в президиуме вдвоем с Жириновским.
Когда от нас отворачивается телеглаз, Жириновский неслышно шипит 'Мальчишка:
выскочка:' и неуловимым движением отвешивает наносит мне легкий,
но болезненный подзатыльник.
А телекамера направлена в зал, где притихшие депутаты шелестят законопроектом. В ответ я лягаю его под столом. Целюсь под коленку, но не попадаю вообще никуда. Я еще не привык сидеть за этим столом.
А он вонзает мне канцелярскую кнопку в тыльную сторону ладони. Согнутыми пальцами раненой руки я зажимаю ему нос. Но пальцы не сжимаются. Оно и понятно: Эффект Иглоукалывания.
Тогда другой, здоровой рукой, я срываю у него с головы пресловутую треуголку из газеты. В последнее время он без нее - никуда. Демонстративно разворачиваю и начинаю читать.
Это газета 'Правда'. У статьи обличительный заголовок:
'Там - нельзя, а здесь - бльзя?'
И, не успев ни во что вникнуть, просыпаюсь.
Напрасно говорят, что все обзорно-информационные передачи российского ТВ являют собой коктейль из советской программы 'Время' и советской же 'Международной панорамы', а разница между ними только в пропорциях и нюансах (слышал, кое-где добавляют 'Советский Союз глазами зарубежных гостей' в качестве опциональной оливки).
Лично я в прошедшую субботу я лицезрел продукт из совершенно другого теста. Представьте себе 'Ленинский университет миллионов'(если кто понимает о чем я), разбавленный номерами комсомольских активистов из самодеятельности для придания живинки и задоринки. То была 'Реальная политика' с Глебом Павловским на НТВ.
Павловский стрижен бобриком, облачен в пиджак, и, кажется, закодирован от употребления излюбленной паразитарной связки значит сказать. С лекторской значительностью и тягучим южнорусским акцентом он зачитывает длинный текст про события недели, про Нальчик. Вслед за Путиным хвалит силовиков; действительно же - отбили, победили. Но Павловский идет дальше. Восклицает: 'не дали захватить школы, детские садики'. А что значит - не дали? Инициатива-то была у нападавших. И если, штурмуя ОВД - с блок-постом, оружейной комнатой и всеми делами - они загнали личный состав на верхние этажи, то кто бы им помешал захватить детский садик, будь у них такая цель. Поэтому ты либо скажи спасибо Басаеву, либо промолчи в тряпочку, что, впрочем, противоречит самой сути информационного телевидения.
Суконного Павловского сменяет затейник Паркер с компьютерной анимацией. Наспех сляпанная графическая голова в телеящике, гримасничая, зачитывает реальную новостую сводку из Пакистана - землетрясение, двести тыщ погибших, паника. Уже смешно, да? А дальше ползет телега про американский ураган и российскую атомную бомбу. С одной стороны, казалось бы - какие могут могут быть иллюзии по поводу телевидения: И всё же - когда какой-нибудь офисный чудак, давясь от хохота зачитывает с монитора подобную веселуху, к этому относишься нормально - ну интернет же, там всё для народа, там расцветают сто цветов. Но на госканале такое попервости смотрится как-то уж очень: выпукло, что ли.
В пару к мистеру Паркеру взяли спеца по экономике мисс Карандаш. Девушка ведет ведет обзор в таком духе: зампредцентробанка Козлов говорит, что в России за год обналичивают миллиард баксов, а вот мои знакомые конкретные пацаны говорят, что три: нет, вру, три с полтиной. Потом выясняется, что правительство приняло суровое уложение против обналички и трактовать это дело можно двояко: либо это для торжества законности либо чтобы еще попилить. Я, говорит, мисс Карандаш, предпочитаю верить в торжество законности.
И так она это говорит, что всё замыкается и всё возвращается. И всё так реально. Снова этот ленинский университет миллионов, снова я ты он она - комсомольцы восьмидесятых. Проводим собрания, зачитываем политинформации. И мы всё скажем как положено: мы предпочтём всё сказать как положено - только отъебитесь, только не ходите за нами как споет чуть позже Игорь Сукачев, тогда еще не Гарик.
Дорогой Владимир Владимирович, окажи такую божецкую милость, убери их на хер из телеэкрана. Пусть лучше будет припадочный Леонтьев с мультфильмами. Или профессор кислых щей Алексей Пушков. Пусть бычит Петр Толстой и мэкает Евгений Киселев. Пусть Владимир Соловьев с грацией броненосного черепаха семенит в угол к генералу Макашову. Пусть древолюдь Доренко с хрустом и чавканьем гложет бедро Примакова. А вот этих - нет, не надо. Айв син зе фьюче, бразер. Ай донт вонт гроу ап.
Скользкая это вещь - досуг. Работает как заведенный, а по выходным не знает куда себя деть и пьет с утра до ночи. О ком это говорят? Не обо мне ли? Чур меня, чур. Да и не о том я.
Вот явление, в последние полтора-два года поражающее своей регулярностью. Не проходит нескольких месяцев, чтобы очередного футболиста английской премьер-лиги не задержали по обвинению в изнасиловании. Предпоследним был Ван Перси из лондонского Арсенала.
И вот - на тебе. Золотой мальчик Криштиану Роналду.
Красавец. Вундеркинд. Трудяга. Лидер сборной Португалии. Ключевой игрок самого прибыльного английского клуба. Кстати, из профессорской семьи. И обладает, по словам Майи Плисецкой, великолепной пластикой. Я это не к тому, что в свободное время он читает неоплатоников и посещает балетный кружок. Я это к тому, что, по идее, ему и так все дают.
А сейчас он десятый или около того в ряду псевдонасильников. Насколько мне известно, до суда ни в одном случае не дошло. И кроме Англии нигде такого такого нет, по крайней мере в соотносимых масштабах. Чем это объяснить?
Что если английские законы с какой-то особенной легкостью позволяют развести на деньги незадачливого любовника?
А может, мы имеем дело с затейливой отрыжкой викторианской морали? Типа женщина после внебрачного секса чувствует себя изнасилованной, а если ее партнер - фигура публичная, то изнасилованной тысячекратно.
Но обе гипотезы разбиваются о случай Ван Перси. Его ведь задержали на исторической родине, в толерантной Голландии. Там другое законодательство и не было викторианства.
Что ж, может статься - на Альбионе, на самых ровных, самых зеленых полях Европы совершается некое зловещее таинство. И не барклай это чемпионшип, а какой-то Монастырь Пленного Духа и слуги его неустанно умервщляют плоть в одно и то же время распаляя ее.
А мы-то смотрим и думаем: вроде бегают и всё.
В ночь с 7-го на 8-е ноября мне снится телевизионный фильм.
На берегу реки Урал стоит двухэтажный барак. Это пересыльная тюрьма. Она пустует. Внутри - только два человека начальства, они же - охрана. Это Фурманов и Анка-пулеметчица. Фурманов уже довольно пожилой человек. Его играет Сергей Никоненко. Анка сохранилась лучше. Ее играет Инна Чурикова 70-х.
Ночью над Уралом разразилась страшная буря. Из реки вышел Чапаев и нетвердым шагом побрел в барак. Анка и Фурманов от греха заперли его в пустующей тюрьме, а сами остались в предбаннике. Чапаев мечется по камерам, оставляя за собой потеки тинистой воды.
Он совсем не похож на канонического отца-командира. Юный брюнет с щегольскими усиками: скорее какой-то белогвардейский хлыщ. Его играет Константин Хабенский.
- Там, на дне реки, - говорит Анка, глядя на ходики-часы, - произошла некротическая диффузия. Помнишь, Фурманов, сколько беляков мы туда покрошили за нашего комдива?
Брюнет Чапаев сквозь металлические прутья что-то шепчет Фурманову. А
тот склонил седую голову, роняет слезы, приговаривает:
- А ты ведь другой был. Другой.
Анка сжимает заряженную винтовку:
- Не балуй, дед. Положу, как есть положу, - шипит она на Фурманова.
Ночь не кончается никак. В тюрьме - шелест и шевеление. Это начали множиться Чапаевы. Всех клонов тоже играет Константин Хабенский. Кроме первородного хлыща в поле зрения еще двое. Бюрократ-вредитель в пенсне и косоглазый низколобый маньяк в кепке-восьмиклинке. Вредитель подслеповато строчит в блокноте, рассевшись на нарах по-турецки. Маньяк здоровенными лапищами пытается высадить верхнюю решетку и выбраться на крышу. Там в синих сполохах под проливными струями полощется красное знамя. Если клоны пролезут на волю - хана советской власти.
Анка расстелила на столе газету с большим портретом Ленина. Катает по портрету винтовочные пули наподобие того, как хорошая хозяйка раскатывает тесто для пельменей.
Обычная пуля Чапаевых не возьмет. Я выключаю телевизор и прямо в тапочках спускаюсь на первый этаж в круглосуточный книжный магазин. У входа высятся стопки бестселлеров. Между Дэном Брауном и Дэном Брауном обнаруживаю новую книгу Евгения Попова. Я с безусловным уважением отношусь к этому писателю, но он уже лет пятнадцать как ничем меня не радовал. Книга называется Entre le man. На французском моего сновидения это означает Мужчина входит . Придирчиво лезу в оглавление - не обман ли, не перелицовка старых сочинений как было не раз. Но нет. Это - тетралогия, состоящая из четырех оригинальных романов: 'Пельмень', 'Вареник', 'Настенька' и 'Щец'
Не раз и не два: сидишь, общаешься с милыми друзьями из зарубежья - и всё-то хорошо и всё-то душа в душу - ан чего-то недопонимают они, недоврубаются в наш контекст.
Ну как им объяснить, как обозначить?..
Разве что на таких вот примерах. Телетрансляция футбольного матча с лучшего московского стадиона 'Локомотив'. На кону - путевка в Лигу Чемпионов и серебряные медали российского первенства.
Аншлаг и - яблоку негде: По всему периметру поля - щиты с четкой монотонной надписью Сволочи Сволочи Сволочи Сволочи Сволочи Сволочи
Конечно, нынешняя осень была провальной для российского футбола, да только дело вовсе не в этом. Просто выходит на экраны фильм 'Сволочи' - про молодых пацанов на зоне.
Я видел рекламный ролик. Там пиздятся заточками, там фонтаны артериальной крови, там крушат грудную клетку, там смертный пот на безусых лицах. Идет вторая(после перестроечной) волна чернухи и на ее фоне 'Черный бумер' какой - чистая музкомедия.
Нерон&Гальба как предтеча Ромео&Джульетты
Чтение Тацита или Светония - не лучшее занятие для человека, желавшего бы утвердиться в чувстве исторического оптимизма или укрепить веру в европейскую цивилизацию. И вроде бы всё известно с детства - и основные расклады в борьбе плохих парней с очень плохими и что чем закончится: а всё-таки невозможно оторваться ни от Анналов ни от Жизни двенадцати цезарей. К тому же приоткрываются некие неощутимые раньше нюансы. Взять хотя бы эту историю (я не нашел ничего лучшего, как пересказать ее в жанре школьного изложения, а напоследок подвести мораль).
К концу правления император Нерон окончательно превращается в
Гальба готовится к самоубийству.
Но в самый последний момент ему сообщают, что Нерон-таки отмучался и принял смерть от рук вольноотпущенника Фаона. Светоний, помимо прочего, сообщает о Гальбе, что похоть он испытывал больше к мужчинам, притом к взрослым и крепким: говорят, что когда Икел, давний его наложник, принес ему в Испанию весть о гибели Нерона, он не только нежно расцеловал его при всех, но и тотчас попросил его приготовиться к объятиям, а потом увел.
Весь этот сюжет балансирует на грани двойного самоубийства, совершенного по недоразумению. Дрогни Гальба чуть раньше, не дождись он Икела - и было бы какое-то макабрическое отражение финала бессмертной шекспировской пьесы. А продержись Нерон чуть дольше, переживи он Гальбу: Хорошо, конечно, что не продержался. Краткое царствование Гальбы может и не принесло квиритам ничего хорошего, а всё же нероновского размаха у него не было.
Мне не нравится российское пиво. У него всегда какой-то несфокусированный вкус. Я думаю, проблема тут не в нарушении технологии, а наоборот, в соблюдении определенных технологических традиций.
Еще я думаю, что в самой основе - тот факт, что Россия не пивная страна, а квасная. Вот настоящий русский квас - отличная штука; я абсолютный квасной патриот. Но то, что наше пиво отчасти напоминает наш квас едва ли достойно одобрения.
Не потому ли пивного патриотизма в России отродясь не было и даже самый отмороженный соотечественник при прочих равных (цена-крепость-литраж) всегда предпочтет российскому пиву чешское или немецкое?
Да и с соблюдением технологии тоже не всё слава богу. Помню, мы с друзьями,
попивая одноименную субстанцию в позднесоветских автопоилках многократно
упражнялись на темы как то:
- чем именно разбавляют и в какой пропорции
- моют ли в нем ноги
- тушат ли недокуренные беломорины etc.
Конечно, те времена давно прошли. Но откуда, скажите, эти отчетливые мыльные тона? И почему любой из импортных брендов, разливаемых в России по вкусу так или иначе напоминает 'Старый Мельник'?
Один из моих любимых сортов пива - французский Kronenbourg начал разливаться в Росии. А это означает, что теперь в Москве его можно купить по цене в 2 - 2.5 дешевле чем раньше. И это также означает, что импортного Кроненбурга теперь днем с огнем не сыщешь.
Вчера за ужином я распил бутылочку, разлитую на российской линии. Это определенно похоже на Кроненбург, но больше всё-таки на 'Старый мельник'. И мыльные мыльные мыльные тона.
К чему, интересно, сводится заявленный на этикетке розлив под наблюдением
головной компании? Что там у них на питерском заводе? Стоит ли у чана
ражий эльзасец во фригийском колпаке? Зачерпывает ли серебряным половником,
кричит ли в ужасе:
- Мерд! Пилять! Импоссибль! Стоп машина!
Я бы не стал винить во вем обычное российское головотяпство. Оставим телесатирику Задорнову экстатические тирады "только наш человек..." и т.д. Я думаю, что подобное безобразие на лицензионных линиях розлива будет твориться в любой стране где слаба пивная культура. Мало ли я слышал ужасов о канадском Гиннессе, не следил ли за битвой вокруг Бада-Будвайзера?..
Никто не будет останавливать многомиллионное производство. Тем более, что в контракте наверняка прописан и учет мифических особенностей национального вкуса и широко понимаемые допустимые отклонения.
У противников глобализации в ходу метафора: вместо тысячи оттенков человеку оставляют десяток базовых цветов. Боюсь, дело обстоит еще хуже. Нет никаких цветов в базовом десятке, а только мыльные мыльные мыльные тона.
Пойду я что ли хлебну Ньюкасл Браун эля. Покуда производство не переместили
из Ньюкасла в Калязин.
Вообще-то, эту историю надо вслух рассказывать, не записывать. Но я столько раз за сегодняшний день удерживался от ее произнесения, что хоть здесь дам себе волю.
Сперва - очень длинная преамбула.
Я уже неделю как полеживаю в больнице. То есть с утра - полеживаю, потом - на службу захаживаю, вечером - домой наведываюсь.
Так вот, сегодня к нам в палату положили первокурсника.
Мизансцена такая. У стенки в ряд - три кровати. На них возлежат угрюмые зрелые мужчины с книжками. Первый, черноусый, читает боевик Корецкого. Второй, с бакенбардами - 'Фирму' Джона Гришема. Третий, бородатый - 'Упадок и разрушение Римской империи' для чайников(т.е. 12 томов Гиббона ужаты в один мягкосердечными редакторами).
А напротив - кровать первокурсника. В глазах - наивность. На не ведавших бритвы щеках - румянец. Читает двунадесятый сиквел Дэна Брауна.
У первого зрелого мужчины всё ухо перебинтовано, у второго в ноздри здоровенные тампоны закатаны, у третьего дренажная трубка из носу выведена да к переносице приклеена.
А первокурсник пока целехонький.
Ввсего полчаса он здесь. Ему многое непонятно. Он задает сопалатникам
вопросы. И каждую фразу начинает со слов:
'Извините пожалуйста:'
Не то, чтобы угрюмые мужчины ему сурово отвечали. Нормально отвечают, радушно даже. Больничное братство никто не отменял. А он всё свое: извините, да извините пожалуйста. И от каждого извините третий из угрюмых и ерзает, и щурится и Миланский эдикт с Никейским собором путает. А всё потому, что он тоже был когда-то был таким же первокурсником:
Ну вот, вроде бы доковылял до конца преамбулы.
Мы тогда переезжали на другую квартиру. Надо было открепиться в военкомате,
поставить отметку в приписном свидетельстве. Дали какую-то бумагу, иди,
говорят подписывай у военкома. Что, у самого военкома? И вот я, хлипкий
студентик, скребусь в монументальную дверь и в щелку как глиста просовываюсь.
В дальнем конце длиннющего кабинета над столом возвышается Сам. Квадратные
плечи, а голова как ядро Царь-пушки. Плюнет и разотрет. Пальцем прищелкнет
- и в солдаты меня, в солдаты. Блею задушенно:
- Извините пожалуйста, а можно вот:
Он кроет меня густым скалозубовским рыком:
- А 'ЗДРАВСТВУЙТЕ'?..
Ох, это надо голосом изображать, голосом. Но ведь и так легко представить,
правда? Как и продолжение фразы:
- Закрой дверь и войди как положено!
Так вот, я закрыл дверь, вошел как положено и с тех пор никогда, никогда не начинаю обращение со слов 'Извините пожалуйста'.
Не за что ведь, совершенно не за что.
Была в них, наверно, сила. Но мне не особенно понравилось. Мутноватые рассудочные притчи. Э.-А.По встречает К.-Х.Андерсена на могиле Кафки.
Механизм примерно такой. Берется какая-нибудь институция белого человека(суд, брак, классический балет, железная дорога и т.д.). Поспешными мазками набрасывается парадный портрет этого дела. Всё только ради того, чтобы автор, как премудрый Буратино проткнул картину носом и исследовал изнанку холста. На изнанке - бессовестная гордыня и половая неврастения. Тогда Буратино просовывает нос вглубь. А там - лишь приниципиальная неопределенность да тени забытых предков. И разве что любовь да смиренное следование ненадуманной жизненной мудрости оставляют протагонисту некоторую надежду. Ритм-секцией этой мудрости поочередно заведуют то юноша-буддист, то юноша-мусульманин, то орел-оборотень, то негритяночка-полевая командирша: В общем, вызывается варяг, который намекнул бы зашоренным европейцам, как им обустроить экзистенцию.
Конечно, не все девять опусов стопроцентно вписываются в эту схему... Кстати и 'внешняя' схема, заявленная в аннотации - будто действие всех рассказов происходит в ночь на 19 марта 1929 года тоже не соблюдается. 'Портрет авангардиста' разворачивается десятью годами позже, так как Хёгу понадобился самый канун Второй Мировой, а 29-й год там притянут за уши.
Чего уж там, литературные вкусы - вещь подвижная. Уверен, что в начале 90-х(когда, собственно, эта книга и увидела свет) я встретил бы 'Ночные рассказы' не на ура, но с одобрением. Они хорошо вписались бы в тогдашний контекст - где-то между ранним Пелевиным и сказками Кастанеды.
Но сегодня и то не так и другое не эдак. И манерность
(типа
Тут девушка встала, взяла его голову в свои руки, внимательно вглядываясь
в его глаза. - Запомни навсегда, - сказала она серьезно, - я не могу быть
ангелом. Самое большее - бабочкой.
коробит, и ощущение, что автор ломится в открытую дверь - преследует...
А меньше других не больше других понравился рассказ "Меры предосторожности
против старости". Он тоже схематичный, но из всех наиболее безумный. Заявлен
как опера и исполнен как опера.
Майлз Дэвис, "Автобиография", перевод Е.Калининой
До того, как 'Автобиографию' перевели на русский, я с был с ней знаком только понаслышке. Ну и эпизодически попадались кой-где цитаты на языке оригинала.
Приобретая книгу, опасался, что это будет производственная летопись, совмещенная с доской почета. Т.е. - бесконечный разговор о тональностях и септаккордах, перемежаемый здравицами в собственный адрес. Еще - боялся русского перевода. Если даже общепризнанного Джулиана Барнса, у нас переводят так что хоть святых выноси, то что могли сотворить с узкоспециальным негром - и представить страшно.
Но всё оказалось не так плохо. Конечно, и нотная грамота и самовосхваления присутствуют - но в разумных , я бы даже сказал - оправданных, количествах. А перевод - на твердую четверку, о нем чуть ниже.
Майлс Дэвис, прямо скажем, никакой не писатель. Но он обладал феноменальной способностью аккумулировать опыт - любой опыт и великолепно умел распознавать, что именно носится в воздухе и куда дует ветер. Порукой тому - его грандиозная карьера.
Его язык хорошо подвешен и остёр. Руководитель бессчетного числа успешных коллективов, он умел приложить, умел припечатать, умел поставить вопрос ребром. Всё это, а также то, что Майлс - когда в ударе - становился отличным рассказчиком понятно уже с первых страниц. Ну, а что он музыкант, а не писатель - так на то у него был Куинси Троуп, литобработчик.
У Троупа в целом получилось разговорить звезду, хорошо выстроить книгу и подать мемуары как живой рассказ, со всеми этими знаешь-понимаешь ( и fuck&shit - добавят знатоки оригинального текста). Отметил бы еще фирменную деталь - мелкие повторы, которые как бы не замечены редактором, а на самом деле оставлены намеренно, для пущего шарма.
Но есть вещи, неподвластные самому умелому литообработчику
О темных сторонах своей жизни Майлс пишет с вызывающей и в то же время - располагающей откровенностью. Но остается ощущение, что он чего-то недоговаривает. Так, в пору самой тяжкой наркотической зависимости, он подрабатывал сутенером, о чем не устает повторять в 'Автобиографии': было несколько уличных женщин, которые обожали его и делились деньгами. Казалось бы, сутенер должен работать с клиентами и вообще решать проблемы. Но эта сторона дела в книге не не отражена никак.
Во всех сносно рассказанных циклических историях есть притягательная сила. Достаточно иметь минимальный интерес к предмету повествования. Меня, например, всерьез увлекают самые разные книги такого плана - будь то история римских императоров, история абсолютных чемпионов мира по боксу или история винных урожаев Бордо. 'Циклический' драйв я нашел для себя и в 'Автобиографии'. Майлз Дэвис прожил в музыке, по меньшей мере, пять жизней. На всех этапах(кроме, пожалуй, последнего) он достигал несомненных вершин и делал вещи, определявшие развитие музыки на много лет вперед. И это вовсе не было каким-то последовательным триумфальным шествием. К концу каждого цикла он подходил опустошенным и бессильным. А затем поднимал себя из руин и двигался дальше.
Переведена книга хорошо; в работе Е.Калининой нет явных изъянов. Язык оригинала достаточно скуден и пронизан крепкими выражениями. Для матерных клише Майлса подобраны более-менее подцензурные русские клише. Объективная точность перевода, от этого возможно страдает, но: Скажем когда Майлз Е.Калининой просто хочет выделить музыканта он называет его стервецом. Я точно не знаю, но догадываюсь, что по-настоящему объективный перевод куда жестче стервеца. Ну так что, если б книга пестрела этим объективными словами - нам бы легче дышалось что ли?..
Насколько могу судить, в русском переводе не много явных ошибок. Я насчитал две. В начале книги Джо Луис назван чемпионом мира по тяжелой атлетике; он безусловно и атлет и чемпион - но по боксу. А ближе к концу певица Шака Хан переведена мужской род. Там же Аарон Копленд назван Копледом, но это больше к корректору:
(по поводу *)
Полагают, что Платон, как мист, пройдя ритуальное испытание увидел то, что видят умершие после смерти - туннель и сияние в конце туннеля. (*)
Те, кому доводилось прокатиться в кабине машиниста московского метро видят совершенно то же. Причем на центральных линиях(я ездил по кольцевой) свет предстоящей станции возникает практически сразу после вхождения в темноту. Само ощущение туннеля совершенно другое - это не запахнутая с боков утроба, а влекущее отверзтое жерло. Там и время течет по иному. Не могу выразить - медленнее или быстрее, но - по иному.
Генри Торо
1
Когда он перестанет подначивать официанток, это будет означать что он
умер. Всякий раз встречаясь с ним - когда раз в полгода, а когда и раз
в четыре, я вовлекаюсь в отшлифованный быстротекущим временем ритуал.
- Девушка, скажите, что у вас хорошее?
- У нас всё хорошее.
- Ну, это вы всем так говорите. А вот вы мне скажите!
- Правда, всё хорошее. Растегайчики возьмите.
- А вот у вас раки:
- Раки очень вкусные, заказывайте.
На этом месте всякая официантка начинает переминаться и озираться.
- А они севанские? В прошлый раз были севанские.
- У нас всегда только севанские.
- Да?.. Хорошо хорошо. А баранина у вас свежая?
- Свежайшая. Обязательно попробуйте.
- Надо подумать, надо подумать. Нос, ты будешь баранину?
Это уже вопрос ко мне. Я отвечаю, но мой ответ несущественен. Это просто ритмическая фигура, пустая каденция.
- Девушка, а в кино вас можно пригласить?
- Вы знаете, я замужем к сожалению.
Она думает, что вопрос закрыт. Как бы не так. Его голос взлетает от улыбчивого бормотания - к патетической декламации.
- Ну и что что замужем!
Тут моя очередь. Я понимаю, что своим участием только поощряю ритуал.
Но это сильнее меня. Всякий раз подаю одну и ту же реплику резонера, изнуренного
зятя Межуева.
- Слушай, уже есть охота, заказывай давай. И девушку не мучай: И меня.
- Ага, тебе как всегда лишь бы пожрать. А у меня может судьба решается!
Ты что сюда, есть пришел?!!.. Девушка, так как же насчет кино?..
- Можно я немного подумаю?
- Я буду ждать! Тут, может, судьба решается!
Уф, кажется всё. Официантка тоже это понимает и перестает поглядывать по сторонам. Он ненадолго утыкается в меню. На самом деле он всё давно выбрал. Он очень быстро вникает в любое меню. Впрочем, я тоже.
- Ну вы всё-таки подумайте про кино, - говорит он оттарабанив заказ.
- Обязательно подумаю, - говорит официантка. И улыбается.
Он слегка осложнил ей трафик, но она она не в обиде. На него вообще сложно обидеться, а официантки не обижаются на него никогда.
2
На узеньком пространстве между Старомонетным и Полянкой уместились бескрайние снега, руины и мусорные отвалы. На заднем плане жужжат оранжевые самосвалы, которые свозят сюда хлам со всего города. А на переднем плане - стаи злобных собак. Ведомые бомжами-каюрами, они разрывают мусор.
Зажимая нос, стараясь не встречаться взглядом, проскальзываю мимо на Якиманку. Здесь всё цивильно, всё чисто и каждая дверь приманивает бизнес-ланчем. А вот и место которое мне назначено. Это совсем новое заведение. Ступеньки в подвал. Вывеска: 'Американский котлетный ресторан Генри Торо'.
Официантка подает меню и спешит ввести в курс дела. Говорит об экологическом
подходе, о ставке на аутентичные продукты и об Уолте Уитмене. Но, как
было сказано выше, я довольно быстро вникаю в любое меню. Она еще не закончила
свою интродукцию, а я уже делаю заказ:
- Салат из сырой маниоки, рябиновый кисель, пюре из мякоти молодой березы.
И никаких котлет не понадобилось.
Я поднимаю глаза и вижу, что он уже здесь. Сидит напротив. Не успев поздороваться со мной, он приступает к непременному.
- Девушка, скажите, что у вас хорошее?.. Да не надо мне про Новую Англию, я сам только оттуда, даже еще джетлага не почувствовал. Скажите лучше: вы пойдете со мной в кино? Странно, чего он так частит, - думаю я. Всю программу скомкал.
- Вы подумайте, вы хорошо подумайте, - говорит он, - Тут может судьба
решается.
- Вроде посетителей нет, - говорит официантка, - я пока посижу с вами.
Не отрывая от него влюбленного взгляда, она садится за наш стол; каким-то покорно-эротичным жестом снимает форменный чепец и кладет рядом с собой.
Всё, решительно всё мне кажется странным. Снятый чепец. Заказ без котлет. Оранжевые самосвалы с каюрами на Старомонетном. И отчего я питаюсь соками молодых деревьев? Не оттого ли что мы с ним спустились в некую валгаллу чревоугодников. Что наша судьба уже решилась. Я комкаю в руках салфетку и просыпаюсь, крайне недовольный. Что за народ. Либо МакДональдс, либо уж сразу Генри Торо. Лучше бы продвигали луизианскую кухню по-человечески.