ПРОЩАНИЕ С ЛЕГКИМ ПАРОМ
Наше новогоднее кино

Начало нового календарного цикла озарено таинством рождения божественного младенца, которому предстоит спасти мир. В этом суть новогоднего празднества. В советское время рождественскую основу изъяли. А праздник остался. Чем же заполнилась образовавшаяся пустота и как это отразилось в кино, которое советские правители полагали главнейшим из искусств?

Я не могу припомнить ни одного новогоднего фильма сталинской поры. Но даже не обладая чрезмерно живым воображением легко представить себе, как доблестные стахановцы-гагановцы-загладовцы, вынужденные отвлекаться по крупному — на раскорчевку врагов народа и по мелочи — на борьбу хорошего с лучшим, завершают-таки к новогодней полуночи мегарекордную плавку-дойку-вырубку и главный харизматический Утесов-Крючков-Алейников, не успевший снять робы-каски-тюбетейки ровно в двенадцать часов принимает поздравительный звонок товарища Сталина. То есть, миф рождественский подменяется мифом сталинским, а новогодняя символика оказывается густо замешанной на неокаббалистике советской планово-производственной цифири. Так ли уж важно, что описанного фильма не существовало в природе, если был снят вполне реальный антифильм, фильм-отрицание: "Карнавальная ночь"(1956).

Рязановский феерический дебют сегодня воспринимается спокойно. Обаяние юной Людмилы Гурченко кажется очень уж скромным. И даже созданный Игорем Ильинским глубоко народный, хтонический образ тотального мудака — увы — сильно отдает нафталином. А вот что не тускнеет и не стирается с годами из народной памяти так это лекция "Есть ли жизнь на Марсе?". Комсомольский затейник подпоил зануду-лектора с целью срыва тоскливого мероприятия. В результате на трибуну выходит астроном, для которого близкий свет коньячных звездочек куда важнее мерцания полуабстрактных планет, а безжизненный холод космических пространств — ничто по сравнению с алкогольной нирваной. Кто перед нами — назюзюкавшийся интеллигентишка или человек, причастившийся благодати ?.. Так или иначе, проходному гэгу суждено было остаться самым примечательным моментом первого стопроцентно новогоднего советского фильма:

Основательно затронута новогодняя тема "Джентльменах удачи"(1971). В фильме присутствует явный рождественский посыл — милость к падшим, надежда на их спасение. Чтобы пробудить в зрителе сострадание к блатной троице, создатели ленты не скупятся на душещипательные сюжетные ходы (встреча с остепенившимся корешем, нежданное письмо из дома). Однако, по-настоящему действенной — возможно, вопреки режисерскому замыслу - оказывается такая сцена. Когда у джентльменов дело доходит до новогоднего банкета, предводитель разливает по бокалам бутылку шампанского. И всё. "Кислятина: Скучно без водки", — разочарованно тянет Косой. Тут уж какой русский не дрогнет сердцем: бедолаг, оставшихся без праздника взаправду жалко.

"Ирония судьбы или С легким паром"(1975) — наш главный новогодний фильм и потому его сюжет заслуживает подробного рассмотрения.

Хирург Лукашин надирается вусмерть и попадает на небо. Новый жизненный цикл начинается для него в лайнере "Москва-Ленинград", где он пребывает в состоянии эмбриона. В Пулковском аэропорту самолетная утроба исторгает его. На лавочке в зале ожидания он приходит в себя после родового стресса и начинает чисто рефлекторную жизнедеятельность. Врожденных инстинктов хватает на то, чтобы поймать тачку и добраться до якобы своей квартиры на 3-й улице Строителей. В обществе очаровательной Нади Лукашин стремительно проходит все генетически обусловленные стадии развития. Только что он был по-детски беспомощен и капризен — и вот уже отрочески шаловлив. Подростковая гиперсексуальность сменяется зрелой страстью. Потом — рефлексия среднего возраста. И, наконец — угасание, потеря мужской самости. Исполнив пораженческую песню, он безропотно принимает из рук Нади обратный билет. Поезд "Ленинград — Москва" — это натуральный катафалк, ладья Осириса. Лукашин вовращается туда откуда он вышел, дабы погрузиться в окончательный сон. И тут происходит чудо — явление Нади в Москве, воскрешающее хирурга. В каком-то смысле эта комедия посильнее дантовской: а в общем - классическая история умирающего и воскресающего бога. Причем питательным раствором, мертвой и живой водой для всех чарующих превращений стал алкоголь. И потому нет ничего удивительного, что в безоговорочно пьющей стране интеллигентская лав-стори стала всенародным откровением. Воплощенный алкогольный миф занял пустующее место мифа рождественского. И четверть века у фильма не было реальных конкурентов.

Не считать же таковым, например, мюзикл "Чародеи"(1983), мифология которого строилась в буквальном смысле на пустом месте: предполагалось, что новогоднее чудо совершается посредством целенаправленного волевого усилия. Едва ли народ, не понаслышке знакомый с разнообразными коммунистическими методиками мог всерьез вдохновиться подобной магией. Кстати, через пару лет после выхода фильма один чародей объявил о всеобщем отказе от алкоголя посредством волевого усилия. Тут-то все чародейство и лопнуло. И Рождество вернули. А "Ирония судьбы" по прежнему занимала приоритетные позиции в новогодних телепрограммах.

Но на сей раз, под конец тысячелетия, что-то ощутимо изменилось. То есть, я видел, конечно, как Надя ехала за билетом. Но всего по одному каналу да и тот какой-то сирый. И картинка убогая. Похоже, этот миф свое отыграл. Что ж — вон ведь и Уэмбли закрыли и Каспаров короны лишился: Облачко легкого пара взмыло в небеса. Не взрыв, но всхлип.

Кто же в лавке остался?

Опять-таки — хирурги ("Операция с Новым Годом",1997). Их пациенты(там же). Те и другие непрерывно пьют, не забывая выкатывать в диафрагму спонсорские бутылки. Пьяные хирурги режут пьяных пациентов. Пациенты тоже режут. Пьяные менты("Менты", 2000) ловят пьяных бандитов. Пьяные оракулы:

Что ты, Женя Лукашин, рядом с этими супермобильными живчиками? Банный лист на ветру, пар на морозе. В пьянке ты искал освобождения и уповал на чудо. Ты умирал и воскресал. А эти практически бессмертны. Их мир уже синхронизирован с нашим: без десяти двенадцать ментовский начальник усаживается в кресло и смотрит то же обращение президента, что и мы, которые по эту сторону экрана. Они стремительно размножаются. Я своими глазами видел, как клон Агента Национальной Безопасности разделился на двух Дедов Морозов. А что с него взять — природа!

Ей нынче есть что заполнять. Наш алкогольно-новогодний Кубла-Хан растаял как снегурочка на пылающем стыке миллениумов и в распахнувшуюся пустоту хлынули цепкие и стремные медиаджунгли.

Не покидает, однако, чувство, что этот безбашенный хаос не будет слишком долгим. Пока существует календарный цикл — продолжается жизнь новогодней мистерии, возможно — тайная, возможно — невидимая. И кто знает, быть может, автору этих строк еще суждено прошамкать в какой-нибудь немыслимый звукосканирующий юнит основополагающую тезу: история советско-российского новогоднего кино есть история умирающего и воскресающего мифа.

А пока — от греха — лучше отвести глаза от телеэкрана. Глядя как резво скачут в новогодней ночи фоменки и оракулы, жирики и агенты, дедморозы и обезьянолюди — так легко потерять присутствие духа: так легко признать, что всё это уже было:

"Однажды ночью зеркальный народ заполонил землю. Силы его были велики:"

Как известно, Желтый Император загнал захватчиков обратно в зеркала. Но существует мрачное пророчество.

"Постепенно они станут отличными от нас, перестанут нам подражать. Они разобьют стеклянные и металлические преграды, и на сей раз их не удастся победить".

Это случится в ночь с 31 декабря.

Всхлипом не покажется.