Андрей Носков

Подвальное заведение c с низкими сводчатыми потолками(два бара, ресторан, танцпол) было набито возбужденным народом. Всё больше молодежь, но и я, кому за 30, не особенно выпадал из общей сумбурной картины. Гам, мат, табачный дым висели в воздухе, туго перекатываясь, как волны на волжском причале. Время от времени то в одном то в другом углу возникало спонтанное утробное пение: про то, как сорвали черну шапку, про то какой у парня был конец: Тогда к поющим подбегали плечистые секьюрити и убедительно произносили: "Ребята, потише:". Это действовало.

Вообще, персонал клуба в создавшейся обстановке проявлял себя отменно. Женщины-метрдотели стремительно изыскивали столики в переполненном ресторане. Бармены отличались хорошей(и адекватной) реакцией. Бегущие официантки в нужную минуту всегда оказывались рядом, причем заказ доставляли быстро и безошибочно.

Еда была недорогой и сытной, хотя, пожалуй, нездоровой. Больше всего понравились обжаренные колечки из грудинки. Приготовленные в том же стиле кальмары тоже заслуживали добрых слов. А вот жареные пельмени по-узбекски были явно передержаны на сковороде да и обусловленного кисло-молочного соуса принесли мало. Зато помимо соуса к пельменям полагалась бесплатная стопка водки. Как бы это всё понравилось герою довлатовского рассказа "Зимняя шапка "!(- Мы закажем что-нибудь хрустящее. Ты заметил, как я люблю всё хрустящее? - Да,- говорю, - например, "Столичную" водку.) А вот я от бесплатной стопки отказался. Не пью я ее, да и вообще - не затем пришел в "Бункер". Просто "Вежливый отказ" хотел послушать. Собственно, ничего сенсационного в выступлении некогда культовой группы не было. В последнее время "Вежливый отказ" часто фигурирует в московских клубных афишах. Вот только мне все было как-то недосуг...

А ведь лет десять назад, когда мои знакомые начинали неизбывную дискуссию о сравнительных достоинствах "Алисы" и "ДДТ" , я хмыкал и заявлял: "А по-моему у нас только две более-менее приличные группы: "Аукцыон" и "Вежливый отказ"... И пусть я был дешевым снобом, пусть помалкивал о своей нежной привязанности к "Нау"... все равно с тех пор у меня не было серьезных поводов пересмотреть свои воззрения на российскую музыку. Хотя, конечно, гордиться тут нечем. В порыве самоуничижения признаюсь, и Вежливый-то Отказ я последний раз слушал в 92-м...

Когда из крохотного танцевального зальчика донеслись звуки, свидетельствующие о появлении музыкантов, я немедленно устремился туда.

Смурной бородач с молодыми глазами сидел на стуле, склонившись над акустической гитарой, и бубнил в микрофон какую-то настроечную абракадабру. Одет был певец во все черное. Впоследствии мне пришлось признать в нем лидера группы, Романа Суслова. Помнится, осенью 92-го на концерте в ДК на Волхонке он был наголо пострижен, гладко выбрит, улыбчив и, по-моему, даже одет во все белое.

Когда я сидел в ресторане, мое внимание привлек один человек за соседним столиком. Поначалу я принял его за известного журналиста Михаила Леонтьева и перепугался. Не то чтобы я страшился знаменитостей вообще или автора брутального телеобозрения "Однако" в частности. Просто непосредственно перед "Бункером" мне довелось посетить другое заведение. И там, когда я уже уходил, появился вполне натуральный, несомненный М.Леонтьев. Так что его реинкарнация в "Бункере" выглядела по меньшей мере наваждением. Приглядевшись, я понял, что все-таки он - не он, но где-то я этого человека видел. Когда начался концерт, я осознал где и когда: осенью 92-го на Волхонке. Лже-Леонтьев оказался басистом "Вежливого отказа".

К упомянутым музыкантам присоединились ударник и трубач. Концерт продолжался ровно час.

Все исполнявшиеся песни я слышал впервые. Но музыка была вполне ожидаемая. Та, которую я помнил еще по виниловому альбому с рисунком Свена Гунлаха на обложке. Тот же нежно-истерический, с мягким подвыванием вокал. Те же дерганые, отрывистые гитарные пассажи.

Конечно, что-то изменилось. Звучание стало резче, жестче, определеннее. В первую очередь, благодаря, , басисту и трубачу, как мне показалось....

Устройство "Бункера" таково, что живую музыку могут нормально воспринимать лишь несколько десятков человек, обступивших сцену. В ресторанных залах концерт транслируется(в т.ч. и на мониторах), но звук там неважный, да и вовлеченность в происходящее близка к нулю. Так, во всяком случае, было на этом концерте. Ресторан жил своей жизнью. А я вместе с кучкой поклонников притопывал, покачивался и попивал свой любимый коктейль в непосредственной близости от музыкантов.

В этом зальчике хитрое освещение. Моя темная вельветовая рубашка казалось намертво пропыленной. Структура хлопка, я полагаю... Сначала думал, это просто игра теней. Шагнул туда-сюда - а пятнышки движутся вместе со мной. Глубоко въевшаяся пыль в виде белой крупы.

Музыка была хорошей, но предсказуемой. А звучание - смачным, но бедным. Но, то была какая-то честная, правильная бедность. Конечно тому есть и объективные причины. В конце выступления Суслов в так ответил на выкрик-просьбу из зала: "Эту песню мы не сможем исполнить. Наш пианист Максим Трефан лежит в кассетах после автомобильной аварии. А наш саксофонист играет в кабаке. Как и мы впрочем..."

И песни были хорошие. Мне особенно понравилось про Льва Толстого. Но депрессивная "отказовская" лирика местами казалась неоправданно инфантильной, по-плохому манерной. Ведь и музыкантам не по 20 лет и на дворе не восьмидесятые...

Восьмидесятые... С их любовью ко всяческой мишуре и бутафории, с их избыточными линиями и щедро подведенными глазами... Тогда эти песни казались страстными, дерзкими, многозначными... Стильными, наконец...

Впрочем, тогда и слово-то такое почти не употреблялось. Это сейчас оно стало жупелом: одевайся стильно, Петя...

А в другом сакраментальном ролике сказано: "Говорят... что мы уже не те...". Но мы - именно те, и другими уже не будем. Тут нечем гордиться. Это ущербность, бедность. Однако - честная, правильная бедность.

Песни "Вежливого отказа"-99 помогают нам понять это. Так хитрое освещение помогает разглядеть глубоко въевшуюся пыль в виде белой крупы.

Необходимая оговорка. Так часто злоупотребляю словом "мы", что надо бы хоть раз объясниться.

Я не стремлюсь задекларировать в этом "мы" кого-либо из читателей или персонажей очерка.

Просто годы как водится, летят. Твой собственный облик меняется, отбрасывает блики, роняет проекции. Но достаточно одного щемящего аккорда - и ты попадаешь на саммит отражений, сейшн настенных персонажей.

Встреча происходит в некой инфернальной комнате смеха.

Или - в чужих озерах сна.