Н.Колпий Декорации девяностых
Tabula rasa
Недавно в метро появился рекламный щит. Миловидная девушка с игриво-приветливо-кокетливым личиком. Так и хочется с ней заговорить. А значит, рекламщики провели грамотный кастинг: девушка рекламирует услуги московской телефонной сети.
У меня есть хорошая знакомая сходного типажа (я знаю, что это звучит грубо, что нельзя женщин так, но по другому сказать не умею). Незнакомые мужчины вечно вступают с ней в беседу.
Вот однажды возвращаемся мы вдвоем из гостей. Садимся в автобус. В смысле - встаем в проходе. Но тут же проявляется галантный мужичок:
- Девушка, да что ж вы стоите. Я вот подвинусь, садитесь пожалуйста.
Он датый слегка.
Моя спутница благодарит, садится. Мужичок сразу с разговорами: а скоро ли метро, а погодка-то сегодня шепчет: Потом кивает в мою сторону и спрашивает.
- Я извиняюсь очень, это как - муж, любимый?
- Друг - односложно, но исчерпывающе разъясняю я.
- Что ж, тоже очень хорошо.
Похвалил, значит - и с еще большим энтузиазмом начинает что-то вещать, адресуясь исключительно к моей знакомой. Мол, вот, мне сегодня на работе почти сутки пришлось провести.
А она его возьми да спроси:
- А вы где работаете?
Мужичок замялся.
- Ну, в одной, в общем-то, будем так говорить:
И я вдруг понял: время на дворе стоит такое, что ее вопрос про работу звучит куда бестактнее чем его вопрос про мужа-любимого:
В 90-е я подобных сценок много видел.
Маршрутное такси. Сидят два курсанта с каменными лицами. По фуражкам-петлицам легко определить род войск. При желании можно посмотреть какого они года обучения: на рукаве шинели специальная нашивка имеется. К курсантам подсаживается парень, по виду - на пару лет их старше. Датый, опять-таки.
- О, вы ребята, я вижу, погранцы. А я вот два года на заставе отслужил.
Назвав место дислокации, переводит разговор на то, что офицеры бывают разные. И что хороших офицеров солдаты уважают, а плохих - соответственно. И что они, ребята-курсанты, должны стать хорошими офицерами, а для этого понять должны что. Курсанты немотствуют. А ветеран начинает развернутую дефиницию хорошего офицера, все время приговаривая:
- Я ведь тоже сержантом был.
- А теперь ты кем? - в конце концов разверзает уста один из молодых командоров.
- Да так, по разному, крутимся, короче помаленьку - начинает частить парень, явственно теряя нить разговора. Вкоре он и вовсе замолкает.
В 80-е было проще. Люди отвечали: работаю там-то и тем-то. Если кто был засекречен, то без запинки отделывался готовой формулой: "В воинской части". Или что-то в таком духе.
А в 90-е все переменилось. Две причины лежат на поверхности: уход экономики в тень и полная трансформация социума. И еще мнится мне третья причина, какая-то постуиндустриально-экзистенциальная. Только сказать я о ней не умею.
Разве что намекнуть.
Обедаю в пустом ресторане. У входа две молоденькие официантки - втиснулись в большое кожаное кресло, сидят фактически в объятиях друг друга. Над ними стоит не то шофер, не то экспедитор. Заезжий, но здесь - явно не впервые. Он ждет не то погрузки не то выгрузки - в общем, никуда не спешит. Остановился поболтать с девчонками. Я не вслушиваюсь - о чем они там, но общий саунд знакомый: шутейная перепалка с прибаутками-подковырками. Однако ж водиле - за сорок и, похоже, душа его взыскует чего-то более обстоятельного. Он меняет тональность и начинает говорить несколько нараспев; теперь я волей-неволей слышу каждое его слово. Рассказывает как провел лето. Деревня там, рыбалка, грибы-ягоды. Свой монолог перемежает вопросом-паразитом "знаете?". Официантки как-то сникают. А рассказчик меж тем доходит до августа.
- А в августе, девчонки, я решил в санаторий поехать. Подлечиться - знаете? Там все-таки и процедуры и терапия - знаете? - мануальная:
- Знаем - выпаливает та, что побойчей, - а еще - оральная, анальная :
Водитель замирает с открытым ртом.
- Ну ты это... да, я вижу для тебя еще ничего не потеряно... - пытается он что-то как-то парировать , но тут же замолкает. После чего достает из кармана газету с огромным кроссвордом во всю полосу. И начинает этот кроссворд молча отгадывать. Молча! Без всякого информационного обмена с официантками. Я вижу, как шевелятся его губы. Если б мне, допустим, поручили придумать мизансцену "мужская обида", я не нашел бы лучшего решения.
Вы спросите, какой же здесь экзистенциальный намек.
А помните учителя в школе говорили "Звонок для меня!"
Так вот и это - намек для меня: не нужно почем зря грузить слушателя, не нужно злоупотреблять его терпением.
А посему - конец связи.