'Журналистика' - это сборник. Большинство текстов, включенных в книгу печатались в 1993-97 гг в различных московских изданиях ('Сегодня', 'НГ', 'Матадор', 'Ом','Октябрь' и др.). Причем в 200-страничную 'Журналистику' вошло далеко не все, что было опубликовано письмолюбивым В.К. за 4 бурных года, превративших малоизвестного свердловского литератора в звезду столичной журналистской тусовки.

Лично я всегда радуюсь, когда встречаю среди авторов какого-либо печатного издания это веселое имя - Курицын.

В его текстах естественность счастливо сочетается с артистизмом, мускулистая ученость(не наукообразие !) с разговорной интонацией. И во всем растворен живой юмор, нигде не переходящий в апробированный народный фольклор. Курицын - сам себе фольклор.

И даже если он пишет о какой-то полной ерунде, если несет вздор и порет чушь... все равно в этом что-то есть: удавшаяся провокация, эстетически оправданная неуместность...

В любом мыслимом газетно-журнальном контексте статья В.К. - лакомое блюдо. Его тексты лишены излишней горечи и чрезмерной остроты. В них нет ни пресной дидактики ни жирного пафоса. У них иная органолептическая сущность.

Это десерт.

Потому-то читая Курицына подряд, статью за статьей, начинаешь ощущать себя персонажем из книги для среднего школьного возраста, который в стране невыученных уроков на празднике непослушания лопает сладкое на первое второе и третье.

Это - к портрету читателя. Ну а что - автор, с его любовью к мелочам быта, с его готовностью сообщить нечто о встречных и поперечных, о чадах и домочадцах ?..

Есть такой тип собеседника. Он говорит без умолку, невозможно вставить слово. Вплотную приближает свое лицо, заглядывая в вам глаза. Теребит вашу пуговицу. Брызгает... Впрочем, я зарапортовался. Уверен, что этот ужасный тип так же непохож на реального В.К. как - скажем, где нибудь на страницах Кастанеды - белоглазый слоноподобный инкуб непохож на худенькую смуглую женщину, породившую его силой своего колдовства.

В общем, от книги трудно оторваться. Но остается ощущение, что эти тексты эффектнее выглядели в разных изданиях и в разное время(в свое время ?). Кроме того, я подозреваю, что не все лучшие сочинения включены в сборник.

Пользуясь одним из фирменных приемчиков самого В.К. (он одно время иллюстрировал свои статьи потешными формулами), можно написать:

(где a, b,c,d... - все, напечатанное Курицыным до выхода книги, знак '>>' означает 'много больше').

Но, как бы ни относиться к мере предельно допустимой концентрации, способам хранения и употребления всей этой журналистики, книга хороша уже тем что позволяет отчетливо разглядеть несущие конструкции курицынского мастерства и обаяния.

Это доброжелательный скепсис. Конструктивный пофигизм. Творческая созерцательность. Всезнайство и любопытство - но без испепеляющего желания ответить на все вопросы, все через себя пропустив и собой измерив. Тактичная амбициозность. Спокойное осознание собственной уникальности и однократности.

Как ровесник В.К., рискну предположить что вышеперечисленные особенности вообще характерны для нынешних 30-летних. Где-то ведь проходит граница между поколениями...

Вот например, представитель более старшего поколения, Виктор Ерофеев, пишет о своем ровеснике и ближайшем конкуренте - Евгении Харитонове: 'Испытал ли я подлое облегчение от того, что он умер ? Во всяком случае, меня еще долго ломало от зависти'

Мыслимо ли, чтобы Вячеслав Курицын хоть в пьяном сне испытал нечто подобное в отношении, скажем -т ьфу-тьфу-тьфу и три раза по дереву - Дениса Горелова ?..

Или - Евгений Рейн вспоминает о Сергее Довлатове: 'Довести до настоящего отчаяния его мог только литературный спор'.

Очень легко себе представить В.К. в пылу литературного спора. Возможно даже, это - перефразируя того же Довлатова - его рабочее состояние.

Но Курицын, доведенный до отчаяния этим самым спором... Что может быть невероятнее ?

Только плачущий Пелевин.