Н.Колпий Бремя белого человека
Голубь мира
Давно, десять лет назад, был я молодым поэтом. Предпринимал вялые попытки напечататься. На каком-то этапе мои тексты попали к поэту Щ., который занимался мне подобными. Я ему, как было обусловлено, позвонил и он назначил встречу у себя на службе - в тихой редакции скромного еженедельника.
Щ. опаздывал. Редакция казалась вымершей. Я с полчаса ждал в большой пустой комнате, куда меня провела заботливая вахтерша. Наконец Щ. стремительно появился, извинился, познакомился... И только он собрался сказать мне что-то лицеприятное - я это по глазам понял - как зазвонил телефон. Щ. - зрелый, плотный, в красивой вареной куртке, медноволосый, склонившись над трубкой, начал диктовать какой-то адрес. На том конце провода его очень плохо слышали. Щ. вжимал губы в микрофон, повышал голос. С названиями улиц и проездом кое-как справились, но когда дело дошло до номеров, связь стала совсем никуда.
- Двад-цать во-семь, - скандировал Щ., - восемь, Василий, - гремел он, а там все равно не понимали, - да двадцать восемь, бубена мать, - заорал он во всю мощь своего неслабого голоса
.
У нас в отделе много девушек. Они очень любят всевозможные торжества и праздники. "Да кто ж не любит?", - спросите вы. А я вам на это ничего не отвечу.
Года три назад девушки придумали новогоднюю лотерею. Свернутые бумажки с фамилиями сотрудников опускаются в чашу. Каждый вытягивает бумажку с фамилией человека, которому он будет делать подарок. А кто вытащил собственную фамилию - возвращает бумажку в чашу и тянет снова. Ничего не оглашается. Лотерея конфиденциальна. Подарки - анонимны. В последний рабочий день уходящего года их складывают в большую коробку, на каждом указан получатель. Потом все разбирают подарки и бурно радуются.
Я как и все участвовал в лотерее. Не помню что я дарил, не помню что получал. Какие-то случайные безделушки. Я вообще-то люблю делать обдуманные, тщательно подобранные подарки. Но предновогодняя суета почти не оставляла времени, а слепой жребий давал минимум материала для обдумывания...
Впрочем, предпоследнюю лотерею я помню хорошо. Мне подарили музыкальный компакт. Едва взглянув на фамилию исполнителя, я понял, что едва ли смогу дослушать диск до конца(так оно впоследствии и оказалось). Но лицемерно выразил крайнее восхищение.
Подарок, который сделал я оказался того же свойства. Вот только человек, получивший его, был от природы чужд всякого лицемерия. Более того, этот человек - их тех, кто никогда не останавливается на полуслове. Как сказал о Жириновском Леонтьев. Или Лимонов?
В общем, тот, чью фамилию я вытащил из чаши, высказал все что он думает о своем подарке. Повторюсь - я о своем думал примерно то же... Еще я думал о том, сколько же времени я проболтался в переполненном магазине, о том как было мне не с руки в этот магазин идти, как мучительно я выбирал меньшее их зол, лучшее из худшего...
Думал я, думал и решил: а ну ее, эту лотерею...
Прошел год. Открылись первые елочные базары. Ира Р. вошла и спросила:
- Ну что, мальчики, вы участвуете в нашей новогодней лотерее?
Я сухо отказался. А мои товарищи по оружию промямлили: "Ну да... наверно... можно..." Вообще-то, кулуарах они говорили нечто другое... Но участие в лотерее - это ведь дело добровольное, как я ответил Ире Р. позже, когда она, получив согласие у всех остальных сотрудников, обратилась ко мне повторно с вопросом, есть ли у меня совесть.
В общем, меня оставили в покое. До поры.
В последний рабочий день уходящего года к нам в комнату забрел начальник отдела. Его секретарша укатила на праздники в Таиланд и он чувствовал себя слегка дезориентированным.
- Слушайте, а когда будут подарки дарить?..
- Не знаю, не участвую, - ответил я.
- Подарки будут дарить через пятнадцать минут, - откликнулся Сергей К. Он тоже мой начальник. Только более непосредственный. А начальник всего отдела переключился на меня.
- Не участвуешь? А почему? - спросил он с непонимающей улыбкой.
Я ответил, как мне показалось, предельно дипломатично:
- Ну, я не сумел вписаться в это мероприятие. Не нашел своей ниши.
Начальник ничего не понял:
- Но это получилось случайно?.. Тебя не было когда бумажки тянули?
- Да нет, я просто отказался.
- А почему?
Начальник все так же непонимающе улыбался. Я начал слегка раздражаться.
- Ну, ведь это дело добровольное, правда?
- Добровольное. А почему ты не участвуешь?
И улыбается.
Я натурально занервничал.
- Ну а почему я должен участвовать? Другие отделы, например, ничего подобного не проводят. А если все как в Японии в публичный дом пойдут, я что, тоже должен идти?...
- Если на халяву, так чего ж не пойти! - окончательно спутал мою и без того вздорную аргументацию непосредственный Сергей К.
Я посмотрел на начальника отдела. Я понимал, - хоть и не разделял, - его опасения: а не завелась ли какая укромная усобица во вверенном ему коллективе. Мне жаль было, что он дергается понапрасну. В конце концов, он мне не только начальник, но и друг юности. И я сказал:
- Да понимаешь... просто не хотелось мне этой хуйней заниматься.
Реакция была неожиданной. Его напряженная улыбка дрогнула и расплылась-разъехалась во все стороны. Он просиял и
, - голосом, исполненным счастья и неги, - воскликнул:- Как я тебя понимаю!
Сергей К. встал из-за компьютера и подвел черту
:- Покупаешь одну бесполезную вещь, взамен получаешь другую, еще более бесполезную. Пошли, покурим!
И они ушли - курить, получать подарки. А я остался на своем месте.
Тем более, что курить я бросил давно, еще в бытность молодым поэтом.
От крика Щ. вымершая редакция разродилась укоризненным человеком.
- Саша, Саша, зачем же так орать..., - запричитал он, вбежав в комнату.
-
Ну не слышат люди, связь плохая, понимаешь?..- Ну матом-то, матом зачем! Ко мне там женщины приехали...
- Да какой это мат, - отмахнулся Щ., - это просто так, вылетело. Как голубь мира.
Между прочим, на том конце трубки сразу всё поняли. В смысле - все номера.
А наш с разговор со Щ. получился скомканным и, как оказалось, имел нулевой результат: зрелый поэт. дал мне хорошую рекомендацию, но передал в плохие руки.
Так что всё осталось на своих местах.