БЫЛ ПОБЕГ НА РЫВОК
50 лет со дня рождения Джима Моррисона

На главную страницу


Кастанеда вез дона Хуана по пустынной ночной дороге. Неожиданно сзади возникли две светящиеся точки. Они увеличивались. Ненадолго исчезли - и появились опять, уже ближе. Похоже, это были фары непонятно откуда взявшейся машины, нагонявшей путников на холмистом шоссе. Кастанеда занервничал и инстинктивно увеличил скорость, что не укрылось от дона Хуана: 'Это огни на голове смерти, - сказал он мягко, - смерть надевает их как шляпу, а затем срывается с места...'

Джеймс Дуглас Mоррисон родился 8 декабря 1943 года. Поэт, певец, легендарный лидер рок-группы The Doors.

До странности много общего с нашим Высоцким. Оба сыновья боевых офицеров, оба незадолго до смерти хотели поехать в Париж и заняться там чисто литературной деятельностью (Джим -поехал). Но главное - стремление к пределу, краю. Движение через границу бытия и инобытия. Не просто как сквозная тема песен, не только как способ творчества, но и как образ жизни. Нервные срывы, тяжкое пьянство, наркотики.

Если скажут мне: ладно, Джим куда-то там стремился, но зачем же он Нико и Дженис Джоплин за волосы таскал, ведь женщины все-таки...- я так отвечу: что взять с человека, который хотел сорвать с головы смерти эту самую шляпу, войти в огонь и плясать в огне. Да и певицы, кстати, на него не обиделись, а Дженис к тому же сдачи дала.

Действительность невнятна. Она просвечивает на сгибах. Распадается, как и положено пресловутому платоновскому отсвету пламени на стене пещеры. Что-то там такое было у Джима - о саламандрах...

Прекрасный юноша с ботичеллиевским ликом и телом Адониса за пару лет превращается в одутловатого одышливого дядю неопределенного возраста. Рок-герой, ворвавшийся с мощным, сокрушительным Break on through to the other side, уходит с приглушенной, моляще-заклинающей песней о беглецах, которым суждено вернуться к началу своего пути, и о любви,
которая одна только и может отвести смертельную угрозу. Поэт,
творивший стихи из трепетной материи сновидений, завершает одну из последних вещей простым образом хитчхайкера голосующего на пустынной дороге.

"...Смерть никогда не останавливается, - ответил дон Хуан. - Иногда она просто гасит свои огни..."

Что осталось? Поддержка и энтузиазм миллионов. БГ, поющий "никто из нас не выйдет отсюда живым". Собственно, и это немало. Но есть нечто большее. Например, в темной, медитативно-взрывной "Егоркиной былине" Александра Башлачева слышится отклик на The End...

Слова хвалы почти так же скудны и обесценены, как и слова любви. Назвать ли мне эти песни пронзительными - по моде вчерашней? Или - страшноватыми (жутковатыми) по моде сегодняшней? А может, вспомнить воспетого Вианом Жан-Соль Партра и его роман "Блевотина" - то место, где герой, которого тошнит от всего сущего, слышит джазовую песенку и, не ощущая привычного спазма, понимает: музыка не существует, но она - есть и в ней ничего лишнего, напротив, все остальное - лишнее по отношению к ней, и тем самым создатели этой музыки спасены и оправданы... Нет, не то.

И все-таки - во дни сомнений и бестолковщины, в часы сонливости и усталости, а также в болезни, в печали, в недоумении, в абстиненции, под бременем так называемых дел, под гнетом выполняемых обязательств, в московские псиные вечера
и клаксонные ночи, я слушаю голос давно умершего сновидца, голос, в котором сила странно сочетается с беззащитностью. Слушаю и бормочу: ты делаешь меня настоящим, Джим. You make me real...

"Сегодня", 7.12.93