БЫЛ ПОБЕГ НА РЫВОК
50 лет со дня рождения Джима Моррисона
Кастанеда вез дона Хуана по пустынной ночной дороге. Неожиданно сзади возникли две светящиеся точки. Они увеличивались. Ненадолго исчезли - и появились опять, уже ближе. Похоже, это были фары непонятно откуда взявшейся машины, нагонявшей путников на холмистом шоссе. Кастанеда занервничал и инстинктивно увеличил скорость, что не укрылось от дона Хуана: 'Это огни на голове смерти, - сказал он мягко, - смерть надевает их как шляпу, а затем срывается с места...'
Джеймс Дуглас Mоррисон родился 8 декабря 1943 года. Поэт, певец, легендарный лидер рок-группы The Doors.
До странности много общего с нашим Высоцким. Оба сыновья боевых офицеров, оба незадолго до смерти хотели поехать в Париж и заняться там чисто литературной деятельностью (Джим -поехал). Но главное - стремление к пределу, краю. Движение через границу бытия и инобытия. Не просто как сквозная тема песен, не только как способ творчества, но и как образ жизни. Нервные срывы, тяжкое пьянство, наркотики.
Если скажут мне: ладно, Джим куда-то там стремился, но зачем же он Нико и Дженис Джоплин за волосы таскал, ведь женщины все-таки...- я так отвечу: что взять с человека, который хотел сорвать с головы смерти эту самую шляпу, войти в огонь и плясать в огне. Да и певицы, кстати, на него не обиделись, а Дженис к тому же сдачи дала.
Действительность невнятна. Она просвечивает на сгибах. Распадается, как и положено пресловутому платоновскому отсвету пламени на стене пещеры. Что-то там такое было у Джима - о саламандрах...
Прекрасный юноша с ботичеллиевским
ликом и телом Адониса за пару лет превращается в одутловатого одышливого
дядю неопределенного возраста. Рок-герой, ворвавшийся с мощным, сокрушительным
Break on through to the other side, уходит с приглушенной, моляще-заклинающей
песней о беглецах, которым суждено вернуться к началу своего пути, и о
любви,
которая одна только и может отвести смертельную угрозу. Поэт,
творивший стихи из трепетной
материи сновидений, завершает одну из последних вещей простым образом
хитчхайкера голосующего на пустынной дороге.
"...Смерть никогда не останавливается, - ответил дон Хуан. - Иногда она просто гасит свои огни..."
Что осталось? Поддержка и энтузиазм миллионов. БГ, поющий "никто из нас не выйдет отсюда живым". Собственно, и это немало. Но есть нечто большее. Например, в темной, медитативно-взрывной "Егоркиной былине" Александра Башлачева слышится отклик на The End...
Слова хвалы почти так же скудны и обесценены, как и слова любви. Назвать ли мне эти песни пронзительными - по моде вчерашней? Или - страшноватыми (жутковатыми) по моде сегодняшней? А может, вспомнить воспетого Вианом Жан-Соль Партра и его роман "Блевотина" - то место, где герой, которого тошнит от всего сущего, слышит джазовую песенку и, не ощущая привычного спазма, понимает: музыка не существует, но она - есть и в ней ничего лишнего, напротив, все остальное - лишнее по отношению к ней, и тем самым создатели этой музыки спасены и оправданы... Нет, не то.
И все-таки - во дни сомнений и
бестолковщины, в часы сонливости и усталости, а также в болезни, в печали,
в недоумении, в абстиненции, под бременем так называемых дел, под гнетом
выполняемых обязательств, в московские псиные вечера
и клаксонные ночи, я слушаю голос давно умершего сновидца, голос, в котором
сила странно сочетается с беззащитностью. Слушаю и бормочу: ты делаешь
меня настоящим, Джим. You make me real...
"Сегодня", 7.12.93