russkiy Live
Journal
2003

ДЕМОНЫ ПОКОЯ

Демоны Покоя(2003-02-05 )

Music: Everlast - Pass It On

Вообще начало девяностых - а именно тот период, когда за чирик в такси давали уже не бескозырку, а в зубы, и в магазинах только начали появляться искусственные разноцветные напитки под названием ликёры, несовместимые не только с какой угодно жизнью, но и с самоё совестью; когда папиросы "Шахтёрские з пирцим" исчезли, сменившись зелёным чаем, потравой сердца; когда Девятый Назгул, бродивший повсюду в чёрных резиновых сапогах, зэковской робе и бороде, пропал незнамо куда, а Десятый так и не появился; когда татарин Вилбильдан отплясывал на бельевых верёвках на балконе восьмого этажа танец "Айм зе суисайдал блонд", но не сумел проехать по теннисному столу на велосипеде "Спутник" и трёх кругов; когда Иванов-Вано с отцом Парезием забили на скоростные шахматы и перешли к шахматам-без-доски, игре настолько глубокой, что она тут же провалилась сама в себя; когда Пашу-Спелеолога попросили из детского клуба "Снежинка" под тем предлогом, что здесь отныне будут снимать порнографические мультики (пластилиновые, во избежание проблем с эрекцией) и продавать их в сша - да так ни одного и не сняли; когда по морю еще плавал бесцельно пароход ОМ, на барнаульском вокзале задёшево подавали породистых собак - хоть с уксусом, хоть с горчицей, хоть просто так, на сузунском свёртке напёрсточники орудовали уже напёрстками размером с ведро, но не могли снискать на хлеб и воду, в самом Сузуне врачи массово прописывали престарелым блюзовикам свечи зажигания и когда происходило множество других неприятных событий - так вот, именно об это время произошло взрывообразное выделение демонов покоя.

Собственно, история эта началась гораздо раньше и пришла к своему завершению приблизительно лет назад, когда Джамуха-сэчен с пронзительным свистом пролетел в Халхе, генерал Анатолий Пепеляев - в Якутии, а в Западной Сибири подавили мятеж Крестьянского Союза - и с результатами этих событий знаком всякий, кто пытался дотянуться до пепельницы, не вставая с кресла. Но в начале девяностых, которые я не буду уже дополнительно описывать (очень тяжело искать знак ;) - под влиянием ли растущего давления Водолея на черепные коробки, или из-за наметившейся постройки нового Каракорума, или по причине своего рода демократических процессов - но демонам покоя, иже рекомые слабыми взаимодействиями, будто кто насыпал под хвост барбитуратов.

Казус Комбайнёра отца Парезия, ставший в некотором роде хрестоматийным, в этом смысле счастливое исключение, благодаря тому, что отец Парезий в отличие от многих тут - не человек эмоцио-интуицио-поллюцио, а самого сугубого рацио. Гораздо неприятнее вспоминать, что бурбулиса, скажем, или, например, ерина многие видели собственными глазами по телевизору. Можно, конечно, сослаться на слабость сильных сих, но куда отнести покупку мной, лично мной, пистолета, стрелявшего с такой дьявольской силой, что пули просто отскакивали обратно и давали стрелку, то есть мне, самого обидного щелчка в лоб? В манда, скажете? Ну-ну.

Возьмём Маньку, которую почтовый ящик с такой силой укусил за руку, что у него разорвало приёмную щель, как будто это почтальон Манька виновата в том, что по такому-то адресу некто выписывает весь комплект периодики про еблю.

Возьмём Лёху-фашиста, который сначала поймал полевой стан своими бесценными столблёными сетями, а потом и вовсе решился ума из-за вороны с простреленным крылом, причём настолько крепко решился, что жена как-то застукала его с председателем профкома совершенно без штанов; хорошо еще председатель был, в принципе, женского полу.

Возьмём Топинамбура. Будучи уже зрелым мужем, справедливо прозываясь Слепым Ежом Господним и пробивая навылет столетнюю берёзу головой, украшенной хрупкими очками, Топинамбур был вдруг посещён Крузаресом. Ну, мы-то с Носатым предпочитали Облепиховое Вино или овощные напитки узбекского производства, потому что их можно было пить, а можно было есть, как душа пожелает, а Топинамбур... ну да ладно. В другой раз.

(2003-02-08)

Music: Everlast - Deadly Assasssins

У старушки у одной вместо абонентского громкоговорителя были радионаушники - две эбонитовых чернильницы на алюминиевом хомуте, витая пара из толстой коричневой лапши, вилка. В донцах чернильниц насверлены были маленькие дырочки для звука, а внутри запрятаны мониторы с плоской характеристикой, студийное оборудование. Старушке их подарил не то зять, не то дочь подарила в начале пятидесятых, когда старушка еще не была старушкой в полном смысле слова - якобы для комфорта. Ну типа она дура совсем, не понимает террористической сущности настенного рупора. Но всё равно спасибо. Наушники по капитальности превосходили египетские пирамиды. Время их не брало, только попробовало на зуб витой шнур и он искрошился, пришлось приделать новый, ну да ерунда. Звук в чернильницах не менялся вовсе, разве что искривлялся туда-сюда в соответствии с амплитудно-частотным характеристиками генеральной линии, то есть с живой природой, чего уж там. То Шепилов, то Сейфуль-Мулюков Фарид, то догнать, то перегнать, то волюнтаризм, то алкоголизм, всё равно познавательно. А еще музыка. Коты и внуки были наподобие звука в наушниках - мельтешили вокруг, варьируясь в некоторых пределах, то внук окажется внучкой, то кот - собакой. Внукам иногда обламывалось посидеть в наушниках на кровати с блестящими шариками, под настенным ковриком с оленями и луной, на пледах с бахромой, удостоиться помазания вазелином, попить чаю из китайских эмалевых пиал, армированных бронзой. А котам положен был шшшшшшш! А чего бы еще?
Коты терпели до поры, а потом очередной кот взял и насрал в горшок с алоэ, тут же усовестился и засыпал весь подоконник землей, а подкопанное алоэ перекосилось и свесилось, как плакучая ива. Покуда старушка наливалась чёрной желчью, какой-то внук исхитил банку вазелина, густо покрыл им ладони и методично прошёлся вдоль стенок, оставляя цепочку прозрачных следов, как будто врезал в обои тончайшие ломтики балыка.
Старушка тогда нацепила на голову наушники, уселась и подключилась к ласково веющему эфиру, да ошиблась дыркой. Со старушкой заговорило электричество. Оно успело произнести несколько трескучих фраззззз, перегруженных информацией о Важнейших Вещах, а потом эбонитовые чаши наполнились огнём и со страшным дымом взорвались. Хуууякс///
Из другого кого перья бы повылетали, как из бройлера, а потроха замотались в полиэтилен в бесстыдно разинутом брюхе бы.
А старушке хоть бы что. Вот только Жолквера с Рогволдом Суховерко не стало, тоже мне, потеря.

(2003-02-09)

"Представьте себе дом, где всё прохудилось. Надо бы евроремонт. А я бегаю и подставляю тазы." - пишет Н.Колпий ака Андрей Носков в подзамочном посте, а я его бесстыдно цитирую, потому что это донельзя верный modus operandi.

То есть, например, отец Парезий, когда был молодой и глупый, работал в одной конторе сисадмином. Долго ли, коротко, но построил он вот какую систему - сервер под Осью Пополам, рабочие станции под 95 виндой, под виндой НТ 3.5 и один макинтош под МакОсь 7, кажется (это бьшо давно). Оно всё работало, сервер отдавал им всем файлы, прилежно сохранял их, бэкапился в нощи на стриммер, и даже печатал на принтер всякое говно с мака (кто понимает - тот поймёт, что это штучка посильнее ануса Гёте).
Поскольку построено оно было на проволочках, но капитально, отец Парезий стал приходить на работу после обеда, через силу играть в маджонг и понуро уходить. Опять приходить, опять играть, с укоризной смотреть на сервер, но серверу абы что, он себе работает, и отца Парезия уволили, перестав понимать, чего он вообще тут делает.
Сервер продолжал работать еще полгода после того, а затем Коля, начальник этой конторы, счастливый горнолыжник с девятью сотрясениями, захотел, чтобы его отвратительных баб из софтимиджа рындырял и сервер в том числе. Поставили НТ, всё встало раком и до сих пор стоит.
Поделом.

Топинамбур и его Крузарес. (2003-02-09)

Music: King Crimson - Pictures Of A City

Жизнь кипит.
Топинамбура, между тем, не оставляет Крузарес. Вероятно, Крузарес - самый долгоиграющий демон покоя из всех известных мне демонов покоя. Надо переименовать его в демона попкорна, видимо.
Топинамбур нынче диджей на Русском Радио-2, он звонит мне по ночам, сквернословит, ставит в телефон хуевую музыку типа чижа или группы Пятница из г.Харькова, которая "взорвала Москву". Живёт в Москве и не знает, кто её взорвал, прикиньте. Читает матершинные стихи про своё прошлое, длинные.
А было так: Миша Минкевич подловил Топинамбура в Сплайс Пласе на покупке пакета Крузареса и банки тушонки. "Что, Артэмий, - зычно спросил Миша. - Тушняк приобрёл? Полакомиться!". Топинамбур лицемерно показал зубы, прижал пищу к животу и выскочил вон, да зря - мимо как раз проходили мы с Носатым, степенно беседуя о разных немаловажных вещах, типа зонта Ларисы Долиной, внешнего кишечника Егора Фигуровича Гайдара, текущего поведения Авдея Петраго-Соловаго. Топинамбур заметался, прикинулся старушкой-паломницей, выбросил шлейф синего дыма, в глубине которого девочка на трёхколёсном велосипеде "Лёвушка" тут же пробила навылет машину Жигули - но вотще, вотще, мы уже приметили соблазнительный кирпич.
Топинамбур сделал неприятное лицо и пригласил нас отужинать чем бог послал. А нам что - не с лица чай пить чай. Он, конечно, Топинамбур-то, стал уже плох - наливал водку чувакам ровно по рисочке, по половинке, а как доходил до своего стакана, поднимал очи горе, запевал живую тему, с удивлением отдергивал бутылку, когда водка уже вспучивалась горькой линзой, пятым глазом в дополнение к его четырем. Но по стакану, думали мы, поимеем.
И поимели по полной программе - Топинамбур поставил припасы на стол, ударил кулаком по кафелю над раковиной, закричал шёпотом - МЕДИАТОР ПОТЕРЯЛ ЯЛ Л БЛЯТЬ!!! Подскочил, завис в воздухе, отвесил полновесный апперкот в метре над головой Носатого, затем хук, затем опустился на пол и обрызгал меня всего cлюной. Носатый сказал: "Смотри, Барий! Ну его нахуй!" И мы ушли.
Тотчас в душе Топинамбура наступило рождество. Тихо улыбаясь, он сел на табуретку, вонзил в банку нож, сделал ей кесарево сечение, ухватил за ухо пакет и проткнул в нём две дырки. Тут-то Крузарес и заговорил с ним.
И говорит до сих пор.

(2003-02-12 21:11)

Music: Whitesnake - Spit It Out

С некоторых пор в аське у меня завелся престранный персонаж. В упор не помню, как он туда попал и зачем, о чём мы с ним говорили - тоже неизвестно, поскольку аська с тех пор была переставлена, а затем вовсе сменилась Мирандой, так что начало этой хистори скрыто во мраке предначальной эпохи и абстинентного, увы, синдрома.

Так или иначе, на моей памяти от него не приходило ничего, кроме: "Ладно, я на обед", "Всё, я спать", "Пять сек, я в туалет" с вариациями. Я молчал - а чего тут скажешь, когда лаконичными штрихами пишется картина потаённой жизни? Разве мои "Ага, давай" смогли бы поколебать его мерное перемещение по монорельсу метаболизма, а выставленный игнор разве смог бы его искривить, это рельс?
Наконец, где-то через три месяца, я осмелился проверить, что же это за kk такое - оказалось, что зовут его Кшиштоф Кропалик, и более ничего инфа не сообщала - ни меню обедов, ни содержания снов, ни анализов, ничего. Может, и нет на самом деле никакого Кропалика, а только искусственное одноклеточное жрёт, срёт и спит, ибо если мы сами были такими, прежде чем начать скандалить с жёнами, пить портвейн, составлять в рядок буковки и вообще демонстрировать высшую нервную деятельность, то с чего бы Искуственному Интеллекту сразу приступать к захвату Власти Над Миром? А что жрёт, срёт и спит оно словами, так а чем же ещё, если на самом деле его нет? Требовалось дополнительное расследование, каковое и было учинено.

Поскольку все люди на Земле знакомы через двух на третьего (по крайней мере, в пределах христианской цивилизации; лично я сомневаюсь, чтобы правило это касалось китайцев или хазарейцев), я пошёл по пути опроса населения.
Поступал я следующим образом: докапывался до какого-нибудь контакта в аське и говорил: "Представь себе такую ерунду - вот завёлся у тебя в листе некий абстракт... - и далее по тексту первого-второго абзаца." Ответы в основном располагались в диапазоне от Ты" до "Отъебись", покуда одна девушка, надменная москвичка, не отреагировала следующим образом: Ты. Хули тут представлять? Вон у меня сидит такой. Полчаса назад в сортир ушёл. Отъебись."

Итак, выяснилось, что Кшиштов Кропалик - не режимный бот, натравленный на меня бабушкой-хакером с целью нормализовать мне распорядок, не колония Вольвокс Силика, трепещущая хвостами в первичном электрическом бульоне, не фата моргана с великолепной перистальтикой, а нормальный пацан, менеджер, к слову сказать, в оптовой конторе (продукты питания). И его на самом деле так зовут. Человек исключительной пунктуальности, он однажды решил так: коли я не знаю, кому я могу понадобиться через минуту, то разумно будет предупреждать всех. И предупреждает. Броадкастингом. Жалость какая.

Впрочем, история эта не так скучна, как кажется. Кшиштоф Кропалик, как случайно стало известно моей приятельнице, надменной москвичке, сочиняет эротические хайку огромной Епической Силы. Он по ошибке вставил одну в экселевский прайс-лист на горошек Бунюэль и белую фасоль Бунюэль же, а она с разгону прочла и потом до конца рабочего дня не находила себе места, несмотря на надменность и исчерпывающе точные знания касательно пищеварительной деятельности автора.

Так что если этот парень заведёт себе когда-нибудь ЖЖ, то серьёзно потеснит текущего кумира одиноких дам, Мастера Кокетства.
Пусть, как говорил Председатель Мао, цветёт сто цветов. Навоза у нас, слава богу, изрядно.

Грустная картинка (2003-02-16)

Music: The Who - I'm Free

На указательном пальце правой руки Махмуда Газневи выступила капля крови, поскольку он был неосторожен, проверяя заточку двойного дейлемитского меча. Махмуд Газневи огорчённо цокает языком. В капле крови отражается комната, цокающий языком Махмуд Газневи, двойной дейлемитский меч. В твоём левом глазу отражается комната, огорчённый Махмуд Газневи, дейлемитский меч, капля крови, в правом - комната, Махмуд, меч, капля со всем тем, что в ней отражено. И только ты, бедолага, не отражаешься нигде. Мне очень жаль.

(2003-02-18)

Music: Tom Waits - Rosie

Птица поведал, как идучи первого января сего года в гости к своему другу Арбузу, он заметил стоящий поперёк улицы Жемчужной японский автомобиль. Было семь часов утра. В семь тридцать он пришёл к Арбузу, обнаружив того в состоянии грогги. В семь сорок пять он рассказал Арбузу про автомобиль, с завистью наблюдая - сам Птица был в завязке - процесс употребления Арбузом живительных напитков, призванных вернуть Арбузу подобие человеческого облика. В семь пятьдесят Арбуз предположил, что это его автомобиль. В семь пятьдесят пять, путём опроса Птицы и мучительных раздумий Арбуза, они окончательно выяснили, что это именно его автомобиль. В восемь часов автомобиль был уничтожен автобусом номер восемь.

Ермак Тимофеевич (2003-02-21)

- Рассказать хорошую историю, сайиб, - сказал конь, - не то же самое, что построить по камушку большую башню, так только Бога гневить, если мне будет позволено. Рассказать хорошую историю - это как если высморкаться и обнаружить в носовом платке морского конька, глазной хрусталик, лист клёна, перья, керамику, злаки, часовой песок и вулканический пепел.
Ермак Тимофеевич цыкнул зубом, высморкался и уставился в горсть.
- Перья, значит, - сказал он немного погодя.
- Ага. А где ты видел носовой платок, любопытно было бы узнать?
- Мой предок ходил под Салах ад Дином, - сказал конь. - У нас, небесных коней, наследственная память, сайиб. Салах был курд, но в целом весьма изысканных манер господин. Никогда не ел руками, не рыгал за столом, велел читать себе стихи и скакал только на кровных конях, если мне будет позволено.
- Ходил, ходил, а потом вернулся размножаться в Фергану, я правильно понял? Или прислал тебя маме по почте?
- Если будет угодно сайибу.
Ермак Тимофеевич многозначительно потряс рукой в воздухе.
- К вечеру я хочу видеть Иртыш, слышишь ты, травяной мешок? Пшёл!
- Товба, товба...
-Пшёл!

Оливковые, ореховые и пастельные человечки, стряхнутые Ермаком Тимофеевичем на снег, некоторое время беспорядочно метались туда-сюда, палили из автоматов, занимали круговую оборону, пускали сигнальные ракеты и что-то передавали по рации, но вскоре совершенно закаменели на морозе и потеряли способность двигаться. А ночью пошёл снег.

(2003-02-28 03:23)

Music: Red Hot Chili Peppers - My Lonely Man

День, нечувствительно открывший Эпоху Борющихся Царств, увы, увы, увы - совсем не отпечатался в памяти Старика Жро. В ту пору Длинное Ухо было скорее Долгим и вести брели от столице к столице не торопясь, подволакивая ноги, и частенько не доходили вовсе. Искусники, способные из собачьего трупа набить чучело живого льва, и те пасовали перед обрывками, повисшими на придорожных кустах. Да и день, кажется, выдался обыкновенный, никакой, вот и всё, что можно о нём сказать.
В Чургороде побивали камнями савирских послов, а Старик Жро стриг овец. Сопеля Пластун, писец при посольстве, скорбный вестник, трусил к границам Приречного Царства, роняя в пыль кровь и слёзы, а Старик Жро столбил сети. Цари Приречный и Савирский торжественной клятвой скрепляли вечный союз, а Старик Жро грелся под боком у своей старухи. События сразу понеслись вскачь, пыль поднялась до небес, каша полезла из котла, чтобы освобдить местечко для поваров, потом для поварят, потом для мясника, мельника, конюха и плотника, покуда никого не осталось, одна каша, продолжавшая, впрочем, кипеть. Он дремал на солнышке, когда плешивый осёл-слухач сказал:
- Жро, Царь-У-Моря! Мне очень нехорошо! - то прозвучала наконец последняя мысль савирского мула, возникшая в голове бедолаги три месяца назад; в это время Западные Царства уже разобрались друг с другом, сократившись числом до одного, которое тут же набросилась на Южные и Северные. А Жро не придумал ничего лучшего, как сварить ослу болтушку от газов.
Десять Северных Царств поддались победоносным пришельцам после первых же поражений, а Десять Южных, напротив, временно объединились между собой и с шестью Восточными и поклялись стоять насмерть, каковую клятву и исполнили - не успела смениться луна - совершенно буквально. Сто двадцать воинов коалиции легли под сыромятные сапоги ветеранов Аксолотля, Царя-Скомороха, не отступив ни на шаг - разве что на вершок вниз.
А еще через неделю варево перехлестнуло пределы Царства-У-Моря, с громким хрустом сокрушило пограничные заплоты и покатилось по дюнам к кромке прибоя. Войско Царя-Скомороха двигалось в порядке Голова Барана- шестьдесят пять воинов составляли северный рог, семьдесят четыре - южный и восемьдесят один - лоб, и этот один был сам Аксолотль на гнедом жеребце. Неторопливой рысцой он приближался к Старику Жро, с достоинством досиживающему последние мгновения на престоле Царей-У-Моря. За спиной Жро молодь ходила косяками, выставляя из воды серебрянные, бирюзовые и багряные спины, чайки срезали пену с волны и ветер натягивал солёные сети на выбеленные столбы, а перед глазами было небо. Царь-Скоморох горделиво въехал на подворье, пращники рассыпались полукольцом вдоль ограды, а копейщики прикрывали его с флангов, опасно зыркая глазами на Старика Жро, пять его коз, плешивого осла, старуху и море. Финита.
Некоторое время никто ничего не говорил, только свистел ветер и еле слышно трепетали длинные шёлковые ленты, украшавшие плащ и кожаную кику Аксолотля, да звенели бубенцы у него на запястьях. Затем Аксолотль, брезгливо потянув рот к правому уху, указал мизинцем. Ближайший к ослу воин неловко ударил того копьём, как соломенное чучело, и осёл рассыпался в труху - слухач издох еще неделю назад, когда ему некого стало слушать. Старуха заплакала, а Царь-Скоморох, другим мизинцем реквизировав коз, задумчиво сказал:
- Будто бы твоя старуха очень тёплая, так я слышал. Что я слышал?
- Чистую правду, повелитель, - признал Жро.
- На чём ты сейчас сидишь, старик?
- На табуретке, простой табуретке.
- Какая табуретка никогда не падает?
Вместо ответа старик Жро с кряхтением поднялся и перевернул табуретку вверх ножками.
Престол Царей-У-Моря перестал существовать. - Я заберу у тебя твою старуху, Жро, - сказал Царь-Скоморох, пропуская ленту меж пальцев. - Как уже забрал твои стада и земли. Всё равно ты скоро умрёшь.
Старик Жро склонил голову и сказал:
- Повелитель, мне тридцать три года, я очень стар, волосы покинули мой лоб, а зубы превратились в пеньки. Моя старуха еще крепка, она моложе меня на десять лет, а ты, могучий муж, на двенадцать. Я скоро умру, и ты заберёшь её, не оскверняя свою честь прелюбодеянием.
Аксолотль прищурил глаз, ища подвоха, и не нашёл.
- Хорошо, - сказал он, подбирая поводья. - Я вернусь через год. Когда будешь умирать, оставь ей побольше припасов, чтобы она не подохла тут с голоду.
Он развернул коня и поскакал прочь, а воины побежали следом, гоня перед собой стада старика Жро.
Эпоха закончилась. Жаль. Хорошо провели время.

Рыбы в тот год была прорва, отмели усеивали жирные морские слизни, а прибой оставлял на песке морские огурцы, кислый морской виноград, морскую траву и набитых икрой морских ежей. Старик делал запасы и каждое утро ставил на косяке зарубку, ведя счёт дням, как люди делают засечки на щеках, отмечая годы жизни. Еще он положил себе почаще греться о старуху, но быстро забыл об этом. Старуха перестала с ним разговаривать с того дня, как перевернулся престол, а ему нечего было ей сказать.
Когда число зарубок достигло двухсот и один косяк кончился, случился странный улов - вместо рыбы в сетях обнаружился сложившийся калачом мужчина с мертвенно бледным лицом, бронзовой полосой, охватывающей его голову по северному тропику и в одежде из кожи необычного зверя - мех на ней рос внутрь, а не наружу. Мужчина мёртвой хваткой прижимал к груди тугую сумку. С деревянным стуком он упал на дно стариковской лодки и через некоторое время задышал, выпуская на доски скудные струйки. Когда старик, сильно ударив вёслами, загнал лодку на берег, веки утопленника затрепетали и он открыл глаза, странно белёсые, как будто вода наполнила не только его лёгкие, но и склеру. Он моргнул раз, другой, выгнулся дугой и с рёвом изверг из себя огромное количество воды - старик никогда не думал, что внутри человека так много места. Он вывалил мужчину из лодки и подмышки отволок в сарай. Там он присел на корточки и сосчитал засечки на щеках утопленника - на левой двадцать четыре, на правой - двадцать две. Вот те на - уже лет десять, как покойник. А с виду - тоже покойник, только под двадцать.

Когда кончилась застреха и зарубки переползли на второй косяк, покойник впервые вышел на свет. До этого дня он валялся в сарае на боку, обхватив сумку руками и для верности прижимая ее к животу коленями, старуха вливала в него жирный рыбный бульон, а старик ходил кругами и опасливо принюхивался - но нет, покойник только поглощал, ничего не выдавая наружу. Кроме того, старик обнаружил, что большое количество зарубок не обязательно пересчитывать, как приходится считать годы жизни людей, чтобы узнать итог - просто глянул на дверь и сразу получил ответ - двести пятьдесят шесть.
Несколько дней покойник тихо сидел на дворе, смотрел на море и так морщил лоб, что кожа наползала на бронзовый обруч. Потом начал есть сам, прижимая к себе сумку одной рукой, подходить к ограде, подниматься на дюны, жевать какие-то травки, спускаться к воде. Старик ничего у него не спрашивал - оказалось, что при молчащей старухе он и сам разучился говорить - и так и не узнал, как он попал к нему в сети, что у него в сумке, почему обруч на голове, откуда столько годовых засечек, из шкуры какого зверя сшита его одежда и почему он так смотрит на старуху - как будто знал её, но забыл.
Даже когда покойник, вытащив из сарая старый глиняный чан и набив его морской травой - не съедобной, другой - пару дней колдовал над ней, старик не стал задавать ему вопросов. И когда он, разлив вонючую жидкость из чана в плошки, стал настойчиво угощать и старика, и старуху, и самого себя - тоже ничего не сказал, а просто задержал дыхание и выпил.
Очнувшись, он сразу посмотрел на косяк - добавилось три новых отметки, вырубленные с особым тщанием и необычно глубоко. Он не сомневался, что это его рук дело, хотя и не помнил, чтобы он их ставил.
Больше, однако, было некому - и покойник, и старуха исчезли. Он заглянул в дом, в сарай, долго смотрел в море, прежде чем осознал, что обе лодки на месте, поднялся в дюны, но не нашел следов на плотном песке. Зато на старухиной лежанке он обнаружил яйцо.

Оно не очень напоминало чаячьи яйца, которые старик таскал на скалах, когда был помоложе - те были округлые и хрупкие, а это - ребристое, упругое и гораздо крупнее - пальцы не смыкались с ладонью. Сквозь полупрозрачную скорлупу просвечивало золото. Он долго рассматривал яйцо, потом завернул в ветошь, положил на стол в лужицу солнечного света и побрел к морю, снимать сети. Ставить он их больше не собирался. Оставалось сорок пять зарубок.
Теперь он почти не заходил в дом, дни напролёт просиживая на бывшем престоле во дворе, наблюдая вращение солнца, птиц, движение дюн. Спал в сарае, на груде мешковины, на боку, подобрав колени к груди, как укладывают умерших. А в доме только гонял мышей, расплодившихся после исчезновения старухи, да любовался яйцом, которое будто бы распирало изнутри - скорлупа истончилась, натянулась и внутри отчетливо просматривалось свернутое в клубок золотистое тело. Он думал - может, это старуха снесла яйцо? Может, там внутри новая старуха? А впрочем, ему-то какая разница.
День десятой зарубки - если смотреть с конца - он и встретил на дворе - забыл накануне уйти в сарай и заснул сидя. Море разлеглось плоским блином, воздушный купол превратился в медузу со жгучим брюхом. В доме пищали осатаневшие грызуны, а с запада доносился звон бубенцов.
Аксолотль украл десять дней.
В доме туго, с оттягом хлопнуло. Писк моментально прекратился, только бубенчики продолжали беспечно позванивать в тишине, все ближе и ближе. Когти царапнули глинобитный пол, скрежетнули об известковый порог. Жро развел руки. Теплая тяжесть обрушилась к нему на колени, лапы упёрлись в грудь, ослепительный свет ударил в глаза из маленькой чёрной треугольной бездны, неизвестно как раскрывшейся прямо перед лицом. Зверь потянулся, повозился, устраиваясь поудобнее, кроша когтями рыхлый пористый камень бёдер и выбрал точку на вершине дюны, в которой его взгляд встретит Царя-Скомороха.

(2003-03-03 02:54)

Music: Elf - Rocking Chair Rock'n'Roll Blue

Одного человека прямо на работе угостили травой. Он охотно пошабил и сел трудиться (некоторые люди в нашей стране трудятся сидя). Работает, работает - и ничего, нет эффекта. Дай, думает, схожу к хозяину травы, укорю его. Встал, пошёл. Приходит и говорит сердито: - А давай попрыгаем как зайчики!

(2003-03-11 04:56)

Несколько лет назад я проснулся в полпятого утра от гнусного зуда будильника - все его знают, этот зуд, он идёт со всех сторон сразу, так что пока попадёшь по поганому прибору, уже вроде и не спишь. И вот, я проснулся и ощутил величайшее изумление - какого рожна мне, чрезвычайно пьяному и непроспавшемуся человеку, надо в эту тревожную осеннюю ночь и от кого? Не милостей же от природы; но природа и сама услужливо шепнуло в помятое ухо - ехать в аэропорт Толмачёво встречать какого-то мудака. Ладно, не в армию, но всё равно, надежда еще жила - сенильно шаркая тапками, я пошел к телефону, набрал номер справочной и сделал беспечное лицо, как будто мне абсолютно всё равно, что ждет меня за поворотом - постель, долгий сон, лёгкий похмельный завтрак - или же дождь, кроссовки с дырками, улица с ироническим названием "Ильича", автобус и так далее, даже думать не хочется.
- Алло, - сказал усталый мужской голос после десятого сигнала.
- Скажите пожалуйста, - заканючил я, - а вот рейс номер такой-то, может быть, отложен? Или нет? Скажите, пожалуйста.
- Сейчас попробую, - сказал мне на это мужчина. - Секунду.
Он со стуком положил трубку на стол и исчез в треске помех. Секунда практически мгновенно прошла. Я ждал, зная цену хорошей метафоре. Ждал. Сходил налил воды, выпил. Вернулся к телефону, послушал шуршания и закричал:
- Ну что вы там? Что же вы? Ведь я жду самолёт, я волнуюсь! - а с той стороны из трубки раздалось, надо полагать, сердитое жужжание, как будто негодует муха - она брякнула летунам, коллегам, свои в доску парням, хотела потрещать о том о сём, а напоролась на динаму.
Муха бесновалась минут где-то десять, а затем мужчина сказал в трубку усталым, но спокойным голосом:
- Понимаете, какая ерунда: я не могу вам сказать.
- Как? - взжужжал я. - Как так не можете?!
- Ну вот так. Вы знаете что? Вы позвоните-ка в аэропорт.
- Аа...а...
- А это квартира.

"Врёшь! - восхищался я потом, в автобусе. - Квартира, ха! Пиздишь как Троицкий! Вигвам Сидящего Бизона, а не квартира! Пирамида Хеопса! Мавзолей Ленина!"
Я твёрдо положил себе выработать такой же стальной характер, как у неизвестного индейца. Прошло десять лет, и что же? - когда давеча зазвонил телефон и ломающийся от восторга голос в трубке прокричал "Ты ослиная жопа!!!", я довольно желчно послал его нахуй, хотя дело было днём.

(2003-03-16 00:39)

Music: U2 - Pride (In The Name Of Love)

Когда жрать садишься, почему-то мысли иключительно неаппетитные в голову лезут - вот последние полчаса, например, я думал о таком феномене как Союз - Писателей там или Композиторов, всё равно. Размышления эти навеяны были, видимо, Быковым с центральной в его творчестве темой иерархий и какой он в этих иерархиях махатма, настолько центральной, что по периферии только и можно обнаружить, что покалеченные трактора, пару деревянных сортиров, ящик тушенки из стратегического запаса страны, ныне разворованного, и подшивку журнала Юность за 1979 год; отсюда видно, что изначальная ассоциация была вполне пищевой - мясо-молочной, но в результате я понял, что не понимаю, что это такое - Союз Писателей или, скажем, Журналистов, без разницы. Неприятное открытие, что и говорить, особенно если ты в этот момент кушаешь. По-хорошему кушать имеет право только тот, кто всё понимает.
Раньше-то ясно зачем они были нужны - если ты не член, то и не расчитывай, что твою книгу издаст издательство "Малыш" - в крайнем случае, какой-нибудь враждебный "Посев"; симфонию твою не станут исполнять в Колонном Зале Дома Союзов; в Переделкино путь тебе заказан, если ты не шофер скорой помощи при кремлевке. Одним словом, если ты не член - то хуй тебе, фигурально выражаясь, а не блага, даже если ты выдаешь в сутки 24 листа машинописного текста через один интервал, виртуозно херачишь полифонию и пишешь маслом иключительно супрематично и астигматично. И это было правильно. Нынче же любой, даже самый чернющий мудак, может издать книгу с разноцветным уебищем на передней обложке и с собственной фоткой на задней, записать компакт-диск, не выходя из однокомнатной хрущевской квартиры, спиздить где-нибудь полмешка цемента, останки мопеда Верховина, колючую проволоку, лист ДСП и создать инсталляцию. В крайнем случае на средства автора. В самом крайнем случае есть так называемый Рунет, куда всё это дело можно залить.
Или можешь вовсе ничего не делать, а жить так, как раньше лишь Писатель или Композитор имели право - вставать после полудня, пинать балду, похаживать по женскому полу, к вечеру нажираться и ложиться спать в незнакомом месте.
И это тоже, в общем, правильно, поскольку этот расклад в той же степени, что и прежний, относится к вещам, в принципе не могущими быть правильными или неправильными, а могущими быть только похуй.
Хорошо, но что даёт тогда Союз Писателей или, допустим, Художников, кроме сомнительного удовольствия общения с другими Художниками и Писателями? Ничего, лишь корки и понты.
То есть если по уму, то надо бы так: принимать туда, в Союз, кого угодно, хоть слесаря Фёдор Палыча Зиляева, пусть он даже не умеет пользоваться алфавитом в полном объеме, предпочитая пиктограммы, относящиеся до диаметра, профиля и тому подобных вещей; значит, принимать его, пускай платит некий разумный взнос, а там хоть трава не расти - не хочет писать книг, не надо. Если же, паче чаяния, книга окажется написана, то и в этом случае ничего Фёдор Палычу не положено - написана и написана, молодец. А вот если он её ухитриться пристроить в печать, а издатель возьмёт да и кинет Фёдор Палыча, присвоив авторский гонорар, то тут и вступает в дело Союз - к издателю приезжают на каком-нибудь архетипическом экипаже коренастые крепыши: Ты чо нах? Ты чо ссс?.. Держи, отец, свой горнорар, да скажи мужикам, кто о вас, лохах, печётся!
Только, боюсь, дело кончится анк-морпоркским порядком, при котором бланк на почте нельзя будет заполнить без того, чтоб тебе надавали по шее, если ты не взносил, куда следует. Так уж почему-то устроены все эти Союзы. Опять-таки непонятно, почему.

На небо очи мои возвожу(2003-03-17 )

Music: Калинов Мост - Вейся Радость Неба

Он берёт кипарисовую доску в два пальца толщиной, размолотые в порошок минералы, тонкое пихтовое масло, кисти из шерсти верблюда, выдры и белки, солнце располагает над левым ухом, а за работой насвистывает, модулируя звуки при помощи дуплистого зуба. Ангелы у него выходят изумрудные, охряные, пурпурные, пламенные в чёрном контуре не толще волоска и разлетаются, как пирожки.

Между тем, сам Андрей в глаза не видел ангелов. Данила рассказывает ему о другом Андрее - большом человеке князе Боголюбском и о его эскорте из пяти ангелов, парящих в двух верстах над головой князя, как сплетённый из радуги венок. Дед Прохор со скрипом, но зато неоднократно вспоминает, как во времена его детства на кровле городецкой церкви сидели два или три ангела, которых заезжие булгары неизменно принимали за пожар. Феофан показывает ему жидовскую книгу ягнячьей кожи с именами и чинами сарафов - стражами, проводниками, хранителями, силами, престолам, и каждый красиво нарисован чёрным по жёлтому. Самому же Андрею достались только смутные прочерки в небесах, потому что он родился слишком поздно.

По прошествии некоторого времени умирает Феофан, книга умирает вместе с ним, рассыпавшись едкой пыльцой, Городец сжигают татаре, князю Боголюбскому, большому человеку, втыкают два ножа в печень и один - контрольный - в сердце собственные княжьи челядинцы в собственном Боголюбове, а пять ангелов стражи и не думают мстить убийцам за его хлеб.

Люди наловчаются пускать в воздух змеев, поднимать воду винтом, гнуть и корёжить камень, потом дьяк на крыльях из овчины прыгает с колокольни вверх и ангелы на досках Андрея перемещаются в холодную дугу спектра, так что ему самому, едва он берётся за кисти, становится зябко. Если же он пытается писать как прежде, горячо, то получает беса.

Он работает в тулупе, варежках и бабьем платке, а в небесах над ним снуют, поднимаясь всё выше, монахи, ханские баскаки и княжьи люди, ушкуйники и скоморохи, кто угодно, но только не ангелы.

Наконец из Галича в Мангазею притекает беглый жид Ламиель с целым зверинцем хитроумных махин в лысой и бугристой голове, взбаламучивает народ от смердов до митрополита страстными речами и богатыми посулами; не проходит года, как из Обской Губы начинают потоком идти струги, чайки и ладьи, дырявя хрустальный свод коваными бронзой носами. В день, когда ламиелевы светомёты выталкивают за границу небес первый корабль, кипарисовая доска перед Андреем разлетелается на три части с ужасным треском, разорванная перепадом температур.

Андрей продаёт оставшиеся резчику-греку, покупает мерина и подаётся в Мангазею, торопясь использовать последний шанс на встречу с ангелами.

Мангазея гремит, грохочет, лязгает, орёт, бабахает и глюкомздит, испускает дым, пар и густую вонь, фонтанирует сосновыми опилками, огнём, божбой и блядословиями, прерываясь лишь на службы, да и то только потому, что таков уговор Ламиеля с клиром. Андрей, привыкший к монастырскому уставу, предписывающему разговаривать не громче, чем слышно за три аршина, перестаёт соображать и невдолге оказывается на борту кеча "Ихуиил", расхлябанной и ветхой посудины, и не успевает оглянуться, как в руки ему суют табелёвку и ставят укупоривать корабль к пуску вместе со всей остальной командой - Серёгой Антипиным из Колывани по прозвищу Чичик, Разокхали Раджабовым из Ура-Тюбе по прозвищу Разок и Мелисом Жумакеевым из Бишбалыка - по прозвищу Узун Кючук. Они такие опытные, сушёные сычи, что слова применяют только в разговорах с посторонними, а между собой ограничиваются жестами и междометьями, носят в левом ухе круглые чараитовые серьги - под цвет лысых черепов, крепко вызелененных солнечным ветром, почти не дышат и не моргнув глазом решают в уме задачу многих тел -при условии, что ни одно из этих тел не одухотворено. Руководит работами некий человек, покрикивающий из-за спины, бранящийся с той стороны круглой пусковой бочки или гулко орущий изнутри, но ловко избегающий взглядов. Андрея все называют, разумеется, Рублём.

Приходит Ламиель, небольшой старик в богатом жупане и шляпе с золотым пером, по которой снует крохотная механическая обезьянка, напевая чужеземные мелодии. Ламиель обходит бочку кругом и ставит на боку её личное клеймо - Отважное Сердце - в знак того, что корабль готов к пуску. От Ламиеля исходит такой внеземной холод, что Андрей не может согреться несколько часов после его ухода, даже забравшись в костёр.

Наконец команда залезает внутрь через большую дыру на северном полюсе бочки, закупоривает ее притёртой крышков и укрывается в корабле. Бочку буксируют на глубокую воду, уравновешивают свинцовыми грузами и взрывают. Хитрый взрыв выворачивает бочку наизнанку, она делается маленькая, с орех, и камнем идёт на дно, а кеч оказывается в версте над землёй и на мгновение замирает, прежде чем рухнуть вниз - мига оказывается достаточно, чтоб сработали светомёты, расставленные по обеим берегам реки. Лучи белого света упираются в отполированные решётки, обрамляющие корму, и мощным толчком выпихивают "Ихуиила" туда, где уже нет ни низа, ни верха и некуда падать. Андрей, размазанный по палубе, смотрит одним глазом через шпигат и видит, что земная твердь под ним тоже выворачивается наизнанку - сначала превращается в пологую чашу, затем вдруг вспучивается и сбегает по краям в неясное марево, и наконец, закукливается в проваливающийся вниз тяжёлый шарик.

"Ихуиил" выставляет тонкие мачты, распускает треугольные паруса, сумма квадратов катетов которых близка к корню из бесконечности, и двигается прочь от земли, уловляя попутный ветер. Они проходят над Марсом, который оказывается не красным, а бурым с крохотными точками острожков, над текущей в пустоте рекой из разномерных глыб, тут и там срощеных уже вместе живыми травяными мостами, над гигантской тучей ядовитых паров, крутящейся водоворотами, вокруг которой ходят богатые рудой мёртвые шары, каждый величиной с целую землю, над вселенской головоломкой, крутящейся вокруг самой себя, над бесформенным шаром чёрного льда.

И нигде, в какую сторону не смотри, не найти ни одного ангела - только деловито мельтешат приказные дьяки, шныряют казачьи чайки, ганзейские когги с раздутыми брюхами ползают между глыбами, которые старатели со спёкшимися в птичьи клювы рожами долбят, как вороны мёрзлый труп, огородники подпирают ботву колышками, чтобы росла куда надо. Повсюду происходит круговращение человеков, ради которого не стоило покидать землю, бегать в бездне по вантам, разговаривать при помощи медной пластинки, приложенной к кадыку, прокладывать курс на трёх картах сразу, и постоянно скорбеть животом - всем известно, что в пустоте человека пучит, но мало кто может представить, как.

Андрей забывает, в какой руке держат кисть, а его музыкальный зуб, треснув, остаётся в куске солонины. Но ему, везде опоздавшему, уже всё равно.

И так они плывут, потеряв счет времени, во тьме, пока наконец не утыкаются в Край-камень - шмат тверди, за которым вовсе ничего нет, фрагмент железного крыла десяти вёрст в размахе, рисующий чудовищный эллипс вокруг светила за господень год - девять сотен и двенадцать земных лет. "Ихуиил" ошвартовывается у камня, матросы сбрасывают сходни. Андрей спускается на берег и поворачиваясь вокруг своей оси, перпендикулярной к плоскости эклиптики, окидывает взглядом пространство от солнца к звездному месиву и снова к солнцу. Он смотрит внимательно, никого не ожидая увидеть и никого не видя. Тьма безвидна и пуста и никто не носится в ней. Андрей ложится лицом вниз на рябую поверхность Край-камня и замирает.

Ихуиил наклоняется над ним и берёт на руки. Серёга Антипин встаёт на краю крыла спиной к бездне и говорит:
- Постничеством работавшего Тебе, Христе, и православием на земли, прослави. Спасе, на небеси. Мир оставлыпего и в честнем жительстве пожившего благочестно, прослави. Спасе, на небесех.
- Блажен путь, воньже идеши, брате, днесь, яко уготовася тебе место упокоения, - говорит Разокхали Раджабов, встав рядом с Серёгой.
- Душе моя, душе моя, восстани, что спиши, конец приближается, и нужда ти молвити; воспряни убо, да пощадит тебе Христос Бог. Иже везде сый и вся исполняли, - говорит Мелис Жумакеев и встаёт рядом с Разоком.

Затем все трое раскидывают руки крестом и падают, расправляя крылья, с края вниз, или вверх, или куда угодно, но прочь от Солнца, которое отсюда не больше бельма на воробьином глазу.

Кирпич (2003-03-28 )

Music: Калинов Мост - Набекрень Голова

В принципе, хвастаться тут особо нечем, но ведь мало кто из живущих и притом на глазок отличающих буквы от цифр имеет в своем послужном списке упавший на голову кирпич. И не грех, и не добродетель, но пункт красивый - кирпич, упавший с девятого этажа прямо на голову ближе к полудню весной при ясной погоде, ветер слабый, южный, Плутон в Дятле, Фаэтон в Козле. Кирпич был не целый, конечно, а то забивал бы я тут сейчас информационное поле белым шумом, как же, а так - половинка или даже четвертинка, точно неизвестно, потому что от удара он диссипировал. Диссипировала бы и слабая моя голова, но по счастию и в соответствии с ТБ её скрывала каска оранжевого цвета со стёганым подшлемником цвета тины. Кирпич стукнул прямо по гребню каски, пробил в ней аккуратную дырку, сам раскололся и меня вверг во тьму, по выходе из которой я обнаружил (так это почему-то называется), что лежу в грязюке в некрасивой позе, Лёха Сайбель крутит мою голову туда-сюда, как бы бегло осматривая, а Мелис Жумакеев по прозванью Узун Кючук зачем-то льет мне на лицо холодную воду, причем Лёха сокрушённо сквернословит, а Мелис делает языком "Ц! Ц! Ц!".

Страшное это дело: Плутон в Дятле, Фаэтон в Козле! Чуть погодя Мелис Жумакеев вдругорядь отличился - стропалил бетонное кольцо и уронил его в колодец, а в колодце сидел другой строитель, пожилой человек по прозванью Камбарыч, который в 55 году якобы ездил на танке через эпицентр ядерного взрыва - туда-сюда, туда-сюда, блять, а потом, ты понимаешь, анализы! Кольцами этими колодцы наращивают в высоту, поэтому теоретически они должны иметь одинаковый диаметр, но на практике ничего подобного, и оно не то чтобы со свистом, но со скрипом съехало на Камбарыча, пригвоздив того в некрасивой позе к куче всякого говна, устилающего дно. Камбарыч дико закричал, что он умирает, сбежались мужики и стали говорить - не ссы, не ссы! Жумакеев, бери чалку, полезай внутрь, цепляй кольцо! Жумакеев полез и наступил на кольцо, Камбарыч дико закричал, что моченьки его нет, Жумакеев в панике заметался по кольцу и уронил чалку, окованная стальной полосой петля которой, описав короткую дугу, ударила Камбарыча в лоб. Камбарыч замолк под сокрушённое сквернословие аудитории, появился прораб Быков и стал руководить работой, называя Жумакеева косоруким и нерусским, поскольку глаз имел зоркий и подмечал детали, которые только и оживляют повествование. Тело извлекли и увезли, прораб снял каску, утёр лоб и полез купаться в атмосфере восхищения, но тут, по законам кино, появился начальник участка, фамилия которого была, между прочим, Янкович, и дико закричал, растопырив глаза:
- Почему не работаем, какого хуя твои люди стоят, Быков!
- У нас тут человека убило, Владимир Ефимович, - отвечали ему с места, пока прораб поспешно вылезал из атмосферы и прыгал по песку, вытряхивая из уха восхищение.
- ТАК ДАЙТЕ ИМ НОВОГО ЧЕЛОВЕКА!! - закричал Янкович прорабу, наклоняясь вперед, чтоб тому было лучше слышно, а потом прочвакал по грязи, подобрав полы синего плаща, вскочил в свой фаэтон в виде козла, криво развернулся, размесив, между прочим, отпечаток меня, и был таков, мотыляясь брезентовым верхом на сложной топологии местности.
- Паааехал, блять, в свой Израиль, - удовлетворённо сказали ему вслед.
- Ты, - сказал мне Быков грустно. - Полезай.
Я и полез. Солнце выкатилось уже в зенит и светило прямо в дырку от кирпича, по периметру уходили в небо бетонные стенки, а было это в городе Зеленограде, между прочим.
И между прочим, нового человека нам так до сих пор и не дали. Может, оно и хорошо. Вряд ли мы с ним столкуемся.
Да и Камбарыч выжил.