08.02.01

ОТЧЕТ ОБ УСЛЫШАННОМ

INSPIRATION JAPAN: ANCIENT COURT MUSIC AND KOTO MELODIES 1996

В любом туристическом пособии можно прочитать, что японцы особенно ценят в жизни ускользающее, мимолетное. Коллективно и поодиночке выезжают они за город, чтобы полюбоваться цветением сакуры или насладиться зрелищем полнолуния. Они предпринимают настойчивые попытки удержать, зафиксировать мгновение. В ход идут всевозможные средства, к самым изощренным следует отнести занятие поэзией хокку, к самым простым — непрерывное фотографирование всего и вся: Не потому ли японцы так любят живую музыку и так умеют записывать концерты. Как-нибудь надо будет сделать тематический "Отчет", где записи совершенно разных исполнителей будут концептуально объединены лэйбачком "live in Japan". Всяк музыкант — от сверхавангардного Дерека Бэйли до какого-нибудь завалящего Димы Маликова находит в Японии свою благодарную аудиторию. Тут сказывается еще одна национальная черта: японцы жадно-восприимчивы ко всему новому. И в то же время свято верны традициям. Считается, что в единстве этих противоположностей — фундамент японского экономического чуда. Впрочем, наш разговор посвящен чудесам иного рода. А именно — музыкальным традициям, почитаемым и заботливо сохраняемым японцами со времен средневековых императоров.

Традиции эти трудно назвать исконно японскими. Базовые музыкальные структуры (как и письменность) японцы позаимствовали в середине I тыс. н.э. у превосходивших их в культурном отношении китайцев. Продвинутые исследователи, потирая руки, обнаруживают в японской музыке древнекитайские элементы, от которых сами китайцы впоследствии отказались. Уже тогда островитяне проявляли серьезную тягу к инновациям. Уже тогда огромным успехом пользовались выступления зарубежных (китайских и корейских) звезд.

Пожалуй, наиболее сильно китайское влияние ощущается в сольных сочинениях для кото(двухметровая тринадцатиструнная цитра). Гости "Аудиобюро" могут самостоятельно сличить звучание такого шедевра, как Go Dan no Shirabe в исполнении кото-виртуоза Кейто Мацуо с китайскими струнными композициями от Li Kai и Tan Lianxing(см. Хтоника-Архив). Сходство достаточно заметное — тем интереснее осмыслить различия. Подобно японским художникам, не знавшим равных в умении организовать пустоту, задействовать белое пространство холста, японские музыканты уравняли в правах звук и тишину — за полтора тысячелетия до того, как Джон Кейдж с прямолинейностью белого человека постулировал золотой размер молчания — 4'33''. Характерно также бережное отношение к первичным элементам музыки. Каждый аккорд наделен самомостоянием, обеспечен эксклюзивным жизненным пространством. Удержимся от от буквально подступающих к нёбу аналогий с японской кухней — ибо конкурировать Вайлем бесполезно — и заметим лишь, что такой подход к извлечению звука станет в наше время усладой многочисленных минималистов. А вообще инструмент кото— одна из икон/эмблем Страны Восходящего Солнца; звучание его чрезвычайно комфортно для нетренированного европейского уха.

Чего никак нельзя сказать о гагаку — японской оркестровой музыке, исстари сопровождавшей самые пышные, самые значимые церемонии. Гагаку — тягучее, визгливое завывание духовых, прерываемое резким уханьем ударных. С ходу проникнуться этой музыкой сложно. Достаточно сказать, что моя дочь, шестилетняя поклонница Скр. Джей Хокинса и Марвина Понтиака, с младенчества погруженная в саунд "Аудиобюро" призналась мне, что гагаку переносит с трудом. Тем не менее, слушатель, затративший некоторое количество времени и духовных сил на аккомодацию, открывает для себя совершенно упоительные бездны. Эта музыка внесюжетна и в каком-то смысле внеэмоциональна: мы ведь не можем сказать про Парфенон или Золотой Храм в Киото — веселый он или грустный, медитативный или заводной. Переворачивая расхожее определение, рискнем уподобить гагаку — это звучащей архитектуре. Гагаку — предвестие эмбиента. Гагаку — это, по сути, уже авангард: вслушавшись, как-то сразу начинаешь понимать, что такие матерые человечищи как Джон Зорн или упоминавшийся Дерек Бэйли не вылезают из Токио, не расстаются с тамошними музыкантами вовсе не потому, что хотят быть своими в доску парнями в стране Ниппон — а просто потому, что имеет место своего рода творческая репатриация. Есть присказка "всюду жизнь", а я так скажу "всюду гагаку". Как-то, умотавшись, я засыпал под Ancient Court Music. На самой границе сна и яви музыка странно раздвоилась, причем гагаку-2 звучала громко и премерзко. В испуге проснувшись, я обнаружил причину: под окном в сугробах надсаживался снегоуборочный транспортер, периодически с грохотом тыкаясь в кузов приданного ему самосвала.
Я закрыл окно и лишь тогда заснул спокойно.